Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

В конце 1513 года Леонардо также возобновляет астрономические наблюдения с террасы Бельведера, в частности, при помощи оптического прибора, напоминающего примитивный телескоп, наблюдает Луну: «Сделай очки, чтобы видеть Луну большой»[943].

Десятки, если не сотни листов заполняет он рисунками и схемами «лунул», которые зачастую, вдохновляясь такими текстами Архимеда, как «Измерение круга» или «О шаре и цилиндре», именует «забавой геометрической» и связывает с исследованиями взаимосвязей и трансформаций геометрических фигур[944]. Эта одержимость, иллюзия, что, разрешив сложнейшие задачи, он сможет превзойти великого античного ученого, никогда не покидала Леонардо.

Архимед вместе с Витрувием упоминается и на другом листе того же времени, озаглавленном «О квадратуре круга и о тех, кому случилось первыми ее найти»[945]. Также Леонардо продолжает охотиться за полным корпусом Архимедовых трудов, виденным в 1502 году, когда Чезаре Борджиа захватил Урбино. Художнику помогает старый знакомый, Гаспаре Торелья, – крещеный еврей из Валенсии, в прошлом личный врач Валентино, а ныне епископ Санта-Джуста в провинции Ористано. По словам Торельи, рукопись находится у его старшего брата Аузиаса на Сардинии: «Архимед есть полный у брата монсиньора ди С. Джуста в Риме; говорит, что дал его брату, находящемуся в Сардинии; первоначально был в библиотеке герцога Урбинского, увезен во время герцога Валентинского»[946].

Фигура Архимеда – идеал инженера-изобретателя, с которым Леонардо хотел бы себя идентифицировать. Исследования «лунул» и квадратуры круга для него – не чистая теория, развлечение, «забава геометрическая», как может показаться из названия: они нацелены на практическое применение, попытку создания большого параболического зеркала, воссоздающего боевые зеркала Архимеда. Не случайно на листе с исследованием каустики отражения появляется необычный отрывок, в котором Леонардо, представив, что могли бы сделать древние римляне, обладай они технологией огнестрельного оружия, «новейшими бонбардами», вспоминает Архимеда, который в момент гибели от рук римского солдата чертил на песке геометрические фигуры, и обнаружение его гробницы Цицероном в 75 г. до н. э.[947]

Лишь одну область Леонардо вынужденно обходит стороной: анатомию, изучение человеческого тела. Между базиликой Сан-Пьетро и Тибром находится крупная старая больница Санто-Спирито, где всегда принимали стекающихся в Рим паломников. Леонардо очень надеялся продолжить там свои изыскания. Однако проблема не только в том, что вскрытия по-прежнему формально запрещены Церковью. Исследования Леонардо в основном сосредоточиваются на эмбриологии: зарождении жизни, зачатии, вынашивании плода в утробе матери. А отсюда всего один шаг до крайне опасных с богословской и доктринальной точек зрения вопросов: как возникает жизнь? Что есть душа и как она попадает в тело? В те же годы наиболее радикальные последователи аверроистского толкования Аристотеля утверждают, что доказать бессмертие отдельно взятой души рациональными методами невозможно, то есть бросают прямой и открытый вызов авторитету папы Льва X, еще в 1513 году постулировавшего обратное в булле «Apostolici Regiminis».

В общем, вскрытия теперь запрещено выполнять даже Леонардо. Он сам упоминает об этом в черновике письма покровителю Джулиано, целиком и полностью возлагая вину на зависть и поклеп немецкого мастера-зеркальщика Джованни дельи Спекки, который донес на него папе: «Этот другой помешал мне заниматься анатомией, очернив перед папой, а также и в больнице»[948]. Запрет на вскрытия приводит к серьезным последствиям. Почти завершив трактат по анатомии, Леонардо планирует его публикацию: «И чтобы эта польза, которую я даю людям, не пропала впустую, я научу, как печатать его по порядку»[949]. Он лично делает пробные оттиски, перенеся несколько рисунков на металлические пластины – впоследствии их увидят молодой священнослужитель Римской курии Паоло Джовио и немецкий художник Альбрехт Дюрер.

Однако на этом все и заканчивается. Не имея возможности продолжать исследования, Леонардо в очередной раз вынужден отказаться от своей затеи.

29

Великолепный Джулиано

Рим и Флоренция, 1514 год

Впрочем, от своих обязательств перед Джулиано художник не уклоняется: напротив, когда капитан-генералу становится чуть лучше, часто его навещает, завязывая столь же тесные интеллектуальные и человеческие отношения, как и с Моро, Валентино и д’Амбуазом. Леонардо очаровывает правителя беседой, описывая грандиозные проекты так, как если бы они были вполне осуществимы. Джулиано, в свою очередь, относится к нему «скорее как к брату, чем как к соратнику», напишет позже Бенедетто Варки. В шифрованной переписке того времени Биббиена теперь и вовсе заменяет имя Джулиано именем Леонардо.

Возможно, к затейливой выдумке Леонардо восходит и упомянутая Паоло Джовио эмблема Джулиано, «ветвь Медичи» – ствол лавра с надписью «GLOVIS»: задом наперед она читается «si volge», то есть «устремлен [к надежде]». Несколькими годами ранее аналогичный девиз, «Мыслями устремлен к надежде», как и взятый из бестиария «Цветок добродетели» образ жаворонка в клетке, который, взглянув на больного, дарит ему надежду на спасение, украшал одежды Шарля д’Амбуаза[950].

Весной 1514 года Леонардо наконец предпринимает попытку осуществить грандиозный инженерный проект, наиболее близкий сердцу Джулиано: осушение Понтийских болот, населенных в ту эпоху лишь разбойниками да малярийными комарами. 20 декабря 1513 года проект одобряет папа, который затем вручает брату власть над всей заболоченной территорией к югу от Сермонеты.

Вместе с Мельци художник едет на юг, где проводит тщательную разведку земель вплоть до Террачины, о чем свидетельствует карта, составленная им совместно с учеником[951]. Затем направляется в Чивитавеккью, намереваясь спроектировать новую укрепленную гавань, которая позволит увеличить товарооборот между Римом и портами Средиземноморья[952]. Наконец, вернувшись в Бельведер, знакомится с процедурами чеканки на монетном дворе[953], после чего по заказу Джулиано приступает к разработке машин для скручивания веревок и канатов, необходимых строящемуся папскому флоту[954].

Однако Рим – в первую очередь наиболее удачное место для изучения Античности. Десять с лишним лет назад на вилле Адриана в Тиволи Леонардо уже увидел недавно найденные статуи муз, послужившие источником вдохновения для его «Святой Анны». Теперь у него есть возможность познакомиться с шедеврами, собранными на вилле Бельведер, например знаменитой «Спящей Ариадной», которую Леонардо набрасывает на листе бумаги, где Мельци уже успел зарисовать сангиной левую руку с пером и прядь волос: вероятно, и то и другое принадлежит мастеру[955]. Здесь же и обнаруженная на Марсовом поле статуя Нила: бородатый великан лежит на боку в окружении множества путти, олицетворяющих его притоки и так похожих на детей, родившихся из яиц Леды.

В рукописях и рисунках проявляются и другие признаки интереса к древностям: примечательно, что человек, объявивший себя «не знающим грамоты», преданный школе «учителя природы», теперь сам готов подражать античным формам, слушать голоса античных ученых. В одной из самых