Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

вследствие чего люди умирали от холода и голода»[1128]. Партизанами 5-й ЛПБ были освобождены советские военнопленные в д. Большая Уторгош. Иван Иванович вспоминал: «Они жили в норах из жердей, покрытых соломой и засыпанных землей. Обогревались лишь дыханием. Люди еле волочили ноги»[1129].

Сведения о злодеяниях захватчиков в Новгородском районе вошли в сообщение бывшего комиссара 4-й ЛПБ М. Е. Павлова «О наиболее важных датах из жизни и боевой деятельности партизанских соединений в тылу врага, а также фашистских зверствах над мирным населением», направленное в Новгородский обком КПСС. В нем указывалось, что в д. Кшентицы было расстреляно 12 человек, убийства активистов и членов их семей осуществлялись в деревнях Жмурово, Люболяды и Нащи: «Предела зверств со стороны немцев не было края. Перед расстрелом они привязывали свои жертвы к деревьям, пригоняли родных, близких, стариков и старух, вплоть до детей, и производили расстрел. Этот метод борьбы оккупантов с советскими людьми был почти во всех деревнях, где оставалось население»[1130]. Село Каменные Поляны Оредежского района, в котором родился и вырос автор (в нем насчитывалось 80 дворов), было сожжено немцами, как указывал М. Е. Павлов (в тексте документа зачеркнуто), «в 1942 г. за связи с отрядом, в котором я был комиссаром»[1131].

Показания партизан, которые «воочию были свидетелями многочисленных злодеяний немецко-фашистских палачей на оккупированной советской территории»[1132], легли в основу многих обобщающих документов Ленинградского штаба партизанского движения и фронтового командования[1133], позволили советскому руководству оценить положение в тылу врага, развернуть активную и действенную пропаганду и агитацию за линией фронта как среди мирного населения, так и в частях противника.

Народ и его герой. Образы партизан Ленинградской области от сталинизма до оттепели

Павел Александрович Гаврилов

независимый исследователь

Аннотация. В статье рассматривается процесс героизации советских партизан Великой Отечественной и его развитие. Партизаны, изначально тесно увязанные с понятием «советского народа», т. е. имевшие политическую природу советской нации, одновременно изображались символом русский народ. Рассматривается связь появившихся во время войны образов с рамками, наложенными литературной традицией соцреализма.

Ключевые слова: Великая Отечественная, Ленинград, партизаны, соцреализм, изучение памяти.

В последнее время слова «герой», «подвиг» и «трагедия» размечают почти любой текст об отечественном прошлом, причем в свернутом виде дают основное содержание и эмоцию повествования. Милитаризованность прошлого и живучесть советского наследия вполне очевидны, их активно исследуют в рамках memory studies[1134]. Заметим, что термин «героический нарратив» применительно к постсоветской традиции рассказа о войне звучит постоянно и практически превратился в общее место. Попробуем разложить его на составляющие.

В русском языке понятие «герой» обозначает и протагониста некой истории, и гражданина, совершившего выдающийся поступок, и полубога, вознесенного над обыденной реальностью. Все три значения легко объединить в один комплекс на основе прошлого и, прежде всего, военного прошлого. Он имеет сюжетную структуру, он создает образ, с которым члену общества полагается соотносить себя, и, наконец, окрашивает этот образ в религиозные тона. Рассказ говорит не столько о великих свершениях прошлого, столько о том, на кого должен быть похож слушатель, т. е. итогом является создание коллективной идентичности.

Отсюда следует два вывода. Во-первых, важность литературных свойств рассказа. Для СССР литература была государственным делом. К тому же после Х. Уайта стоит, как минимум учитывать, что жанр не просто оболочка, он диктует содержание повествования, в т. ч. исторического. Для советской эпохи таким жанром будет соцреализм, и мы будем опираться на идеи, уже высказанные в работах К. Кларк, Е. Добренко, Т. Ворониной и А. Бритлингер[1135]. Согласно им соцреализм представлял из себя форму культуры, картину мира, завершенную при позднем сталинизме и актуальную до сих пор. Во-вторых, нарратив прошлого действует в настоящем и создает ожидания от будущего. Как писала Дрю Джилпин Фауст: «Нарративы, смоделированные войной, сами становятся моделями войн»[1136]. Соответственно, предвоенные представления о героизме повлияли на то, чего ждали и требовали от советских граждан в 1941–1945 гг. А рассказы о героях Великой Отечественной сейчас выступают как «идеальная» модель репрезентации войны. Нас будет интересовать то, как работал механизм отбора персон и поступков, как и кого называли героями во время Великой Отечественной и сразу после нее.

Объектом исследования послужат партизаны Ленинградской области. Советский партизан – сильно укорененный в культуре образ, он покрывает целый спектр сюжетов, от эпических до фольклорно-низовых. В наши дни партизана, безусловно, можно назвать «местом памяти» по П. Нора: в рассказе о нем воплощены те черты, которые нация желает видеть в себе (проблему существования российской нации мы оставим в стороне). При этом в момент формирования образ партизана Великой Отечественной оказался на пересечении очень важных для советской культуры понятий: народ и герой. Он стал символом и «советского человека», и «русского патриота», а причудливые отношения между русским и советским более чем актуальны для современного российского общества.

Наконец свою специфику вносит регион. Ленинград, колыбель трех революций, занимал особое место, но при этом партизанское движение в Ленинградской области оказалось не таким масштабным, как в других регионах. После войны роль основных героев Битвы за Ленинград досталась горожанам и бойцам Красной Армии, а партизаны переместились на периферию. Подобный зазор между ожиданиями и реальностью – перспективная для исследователя сфера.

Герои истории и герои в истории. Как создавалась политика памяти

Партизанское движение в Ленинграде развивалось с первых дней войны и было организовано посредством партийной мобилизации. Мы склонны рассматривать его именно как часть единого добровольческого стихийного движения, которое, по мнению советской власти, должно быть возглавлено и организовано партией. В Ленинграде к сбору добровольцев среди студентов-физкультурников института им. Лесгафта приступили почти с первых дней войны, затем местные инициативы были закреплены в директиве Совета народных комиссаров от 29 июня 1941 г., обращенной к партийным и советским органам. Она, напомним, предписывала «создание невыносимых условия для врага и его пособников»[1137]. Однако в пропаганде начало отсчитывали с «исторической речи товарища Сталина» 3 июля, которая повторяла основные тезисы директивы[1138]. Интересен один пример «снизу»: в дневнике ленинградского партизана Ивана Харичева выступление Сталина по радио «с призывом <…> создания партизанских отрядов и отрядов ополчения» отнесена к 25 июня. Начало войны было описано Харичевым постфактум, примерно через месяц, и, видимо, события и даты успели наложиться друг на друга[1139]. Запись в отряды добровольцев в «Ленинградской правде» изображалась как народный отклик на призыв вождя, напечатанные в ней резолюции рабочих митингов повторяли тезис о тотальной (но