Побег - Олег Викторович Давыдов

мы с Олегом обменяемся товаром, я ведь могу и не дожить, а пока… Впрочем, через несколько дней мой покупщик (мы договорились) должен был зайти ко мне со всеми деньгами, чтобы ознакомиться с алгоритмом обогащения и забрать патент на него.

— Марина Стефанна, айда в ресторан — денежки появились, — крикнул я на кухню.

— Идите–ка лучше сюда, — отозвалась она, — мне здесь одной скучно.

Мы вошли, стали пить чай с бутербродами, болтать о каких–то пустяках, ибо при Олеге (который ведь вполне мог оказаться агентом Бенедиктова) говорить о цели моего прихода сюда мне никак не представлялось возможным. Не представлялось даже случая разузнать что–нибудь о той фотографии, которую я сунул в карман. Наконец, потеряв терпение, я вынул эту карточку и напрямик спросил:

— Сколько же вам здесь лет, Марина Стефанна? прекрасная фотография.

— Что это? — спросила она, отрываясь от своего чая, и добавила, усмехнувшись: — мошенник!

— Ну зачем вы так?.. и какое это может иметь значение?.. между старыми друзьями… поднял на полу. Такая фотография…

Олег наклонился, посмотрел и рассмеялся:

— Да, интересная фотография…

— Сколько же вам было лет тогда? — Я понимал бестактность своего вопроса (особенно в присутствии третьего лица), но, может, как раз потому и спрашивал: чтоб позлить. Впрочем, вышло мне на руку. Марина засмеялась и сказала:

— Это было в год рождения Лики.

— В мае, судя по пейзажу, — подхватил я.

— Да, кажется. А что?

— А кто снимал?

— Ой, да разве я помню… кто–кто… — Она на минуту задумалась. — Да Саша и снимал… этим, как его? — стоп кадром или авто — чем–то…

— Спуском, — подсказал я.

— Вот–вот.

Ну вот, читатель, — что и требовалось доказать. К чему же нам еще свидетели? Какое облегчение, не правда ли? Мне этот счастливый случай напоминает столь же случайное открытие рентгеновских лучей — какая глубокая связь и — все фотография. Откровенно сказать, я стал несколько лучше относиться даже к этому желчному грабителю Олегу, после того как убедился, что дядя Саша Смирнов не дядя, а отец Лики.

— А что это вас так интересует? — подозрительно спросила Марина Стефанна и — вдруг покраснела. Лишнее доказательство моей правоты, дорогая! — решающее доказательство, и теперь это уже неопровержимо.

— Да нет, это я просто так…

— А–то… вы ведь, кажется, знали моего деверя: Смирнова Сашу?

— Да, — ответил я.

— Так вот, Лика все твердила и твердила, что его убили, и действительно, милиция занялась этим делом. И им понадобилось зачем–то еще раз осмотреть труп… И представляете, они раскопали могилу (и меня тоже позвали), а там — никого нет…

— Где?

— Да в могиле же — где!? Нет трупа.

— Как это нет?

— А вот так: нету!

Что за чертовщину она рассказывает, — подумал я, — не воскрес же он?! — А Олег сказал:

— Да–да, я об этом тоже что–то слышал, но куда же он делся?

— Неизвестно!.. Так они тогда раскопали еще несколько могил — свежих! — и там тоже пусто…

— Ну это утка, Марина Стефанна.

— Какая же утка, если я сама видела.

Странно! Мы поговорили еще немного об этом деле, потом перешли на другое. Пили чай и толкли воду в ступе. Я все время и всеми силами старался спровадить засидевшегося Олега, который ни в какую не хотел уходить. Стервозная богиня была рада этому нашему соревнованию — оно льстило ее прелестям и женской гордости. Она чувствовала себя самкой, за которую, упираясь рогами, борются распаленные лоси. Она готовилась отдаться потному победителю. Конечно, я взял верх.

— До встречи, — прощаясь, сказал Олег — не то мне, не то Марине Стефанне.

— Скажите, — начал я, как только за ним захлопнулась дверь, — а давно вы знакомы с Бенедиктовым?

— С Бенедиктовым? Нет. С того самого дня, как мы с вами купались. Помните?

— Так мы с вами все–таки купались?

— А вы думали — нет? Вот мужчины! И не только купались… А он–то как раз меня спас тогда — вытащил на берег. Я уже на берегу и очнулась. Вы меня утопили, а он меня спас!.. Значит вы догадались о Саше Смирнове?.. — добавила она неожиданно. — Только не говорите Анжелике… Кстати. Саша–то умер как раз в тот же день, когда мы купались — вот совпадение. Так–то!

— Вот оно как! — подхватил я, и мы, поглядев друг на друга, вдруг рассмеялись.

Что же это значит для нас с тобой, прекрасный читатель? — только одно: у Бенедиктова, в смысле убийства Смирнова, полное алиби, если, конечно, он не способен раздваиваться, каковую возможность можно вполне допустить, но, естественно, не в такой, как у нас здесь сейчас, детективной истории. У Фал Палыча полное алиби, что, впрочем, было и так уж понятно, но… но, возможно, у него были сообщники? Ведь улика!..

— Марина Стефанна, откуда же у него ключи? — неужто вы дали?

— Да

— И с брелком?

— Да. Я эту штучку, как приехала, в мастерской у Саши нашла. Вижу, уж очень на Фалушу похож, ну и отдала в металлоремонт приделать кольцо, а потом ему подарила, на память.

— Вместе с ключом от своей квартиры?

— Ишь ты какой дотошный! — утробно смеялась она, хлопая своими спермоточивыми глазками, подходя ко мне ближе, обдавая меня своим запахом, задевая меня…

…Через несколько времени, когда Марина Стефанна зачем–то там вышла, я вдруг ощутил, лежа на смятой постели, странное беспокойство, присутствие скрытой опасности, тихо ползущего гада, ужас, безумную тварь, готовую вот–вот–вот прыгнуть, саму смерть, нацеленную на меня немигающим взглядом. Я поднял голову и стал сквозь полумрак напряженно всматриваться в смутное видение. Змея подняла голову и, раздув капюшон, зашипела. То была крупная кобра. Она была раздражена, стояла в боевой позиции, упруго покачивалась, уже собиралась нанести удар…

Мне отлично известно, что кобры видят плохо. Тем более, в полутьме, — подумал я, — но зато должны очень хорошо обонять, а я наверняка издаю сейчас очень сильный запах: вспотел!

Змея раскачивалась, я соображал, что же делать, и тут дверь скрипнула: вошла Марина Стефанна. Она обмотала свои широкие бедра белым вафельным полотенцем, а верхняя часть ее загорелого тела казалась в сумерках черной — прямо Лилия какая–то.

— Стой! — крикнул я, но пока