Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

их усеян трупами. Токмо в бегстве своем сам вождь их не искал иного, кроме личного спасения. Смерть носилась в рядах неприятельских. Тысячи падали разом и погибали. Тако всемогущий бог изъявлял на них гнев свой и поборил своему народу.

Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее. Пройдем границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его. Но не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата. Они жгли домы наши, ругались святынею, а вы видели, как десница Вышнего праведно отметила их нечестие. Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями, покажет им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствия и угнетений даже самые те народы, которые вооружались противу России. Непременная воля… государя нашего есть, чтобы спокойствие жителей не было нарушено и имущества их остались неприкосновенными. Объявляя о том, обнадежен я, что священная воля сия будет выполнена каждым солдатом в полной мере. Никто из них да не отважится забыть ее, а господ корпусных и дивизионных командиров именем его императорского величества вызываю в особенности иметь за сим строгое и неослабное наблюдение[1039].

Специальное послание 17 января 1813 года из Лиденберга отправил Михаил Илларионович атаману Платову. В нем чрезвычайно высоко оценивался вклад донского казачества в разгром Наполеона. С особым удовольствием объявлял Платов содержание этого письма Кутузова своим казакам:

– Милостивый государь мой граф Матвей Иванович! Весьма приятное для меня ваше письмо от двенадцатого генваря я имел удовольствие получить. Почтение мое к Войску Донскому и благодарность к подвигам их в течение кампании 1812 года, которые были главнейшею причиною к истреблению неприятеля, лишенного вскорости кавалерии и артиллерийских лошадей, следовательно, и орудий, неусыпными трудами и храбростью Донского войска; сия благодарность пребудет в сердце моем до тех пор[1040], пока угодно будет богу призвать меня к себе. Сие чувствование завещаю я и потомству моему. От всемистивейшего государя готовится войску грамота, достойная заслуг его. Я в полной надежде, что мужественные донцы помогут нам свершить со славою поприще, начатое нами с таким блеском. Бог будет нам помощником! Остаюсь с сердечною преданностью Вашего сиятельства, милостивого государя моего и прочее.

Наполеон в двадцать девятом бюллетене своем, написанном в Молодечно, говорит сими словами: «Лишен будучи всей кавалерии и потеряв всех артиллерийских лошадей, не мог уже отважиться я без конницы и артиллерии ни на какое сражение». Князь Смоленский[1041].

О вкладе донских казаков в разгром Великой армии Наполеона можно судить по количеству пленных и трофеев, захваченных казаками только одного платовского корпуса. Со времени перехода русской армии в контрнаступление и до захвата Ковно казаками Платова было уничтожено более восемнадцати тысяч солдат и офицеров, взято в плен более тысячи офицеров и генералов и тридцать девять с половиной тысяч солдат. Враг оставил им сто пятнадцать знамен, триста шестьдесят три пушки и тысячу шестьдесят зарядных ящиков[1042].

Сам Платов, подводя итоги кампании 1812 года, писал: «Взято казаками пятьсот сорок семь пушек, знамен и эстандартов, более тридцати и более семидесяти тысяч пленных, в том числе более десяти генералов различных классов и более четырех тысяч офицеров»[1043].

В «Размышлении русского военного о 29-м бюллетене», напечатанном в январе 1813 года в походной типографии русской армии, отмечалось, что «казаки… одни, без посторонней помощи, истребили почти треть неприятельской армии. Да здравствует эта… конница!»[1044]

В Отечественной войне 1812 года участвовало всего девяносто донских казачьих полков общим числом в пятьдесят две тысячи бойцов. Непосредственно в операциях против Наполеона сражалось не менее сорока тысяч казаков. Из них погибло в сражениях Отечественной войны 1812 года и Заграничных походах русской армии 1813–1814 годов около пятнадцати тысяч человек[1045].

Оценка действий донского казачества в сражениях 1812 года дана и в наполеоновской пропагандистской литературе.

Так, в погребальном по Великой армии двадцать девятом бюллетене Наполеон, признавая поражение в России, писал: «Русские окружали со всех сторон наши колонны казаками, которые подобно аравитянам в пустыне, охватывали обозы. Эта… конница сделалась грозною в тех обстоятельствах, в какие мы были поставлены»[1046]. В этом же бюллетене французский император обвинил казаков в гибели своей конницы и артиллерии. Именно к этому времени относится фраза Наполеона: «Дайте мне одних лишь казаков – и я пройду всю Европу»[1047].

В конце кампании 1812 года Наполеон, вместе с Коленкуром удиравший из России, в порыве откровения сказал ему: «Надо отдать справедливость казакам: именно им обязаны русские своими успехами в этой кампании. – Под мерное покачивание кареты Наполеон в раздумье помолчал, потом решительно добавил: «Это, бесспорно, лучшие легкие войска, какие только существуют»[1048].

Когда Наполеон, бросив на произвол судьбы остатки Великой армии, прибыл в Варшаву, он потребовал у своего посла в Варшаве аббата Доминика Прадта десять тысяч польских казаков, чтобы остановить Кутузова. Не отборных солдат, не гвардию, а именно казаков, хотя и польских! Прадт ответил, что это невозможно: вновь сформированные польские батальоны немедленно кладут оружие при одном появлении казаков Платова.

Много лет спустя, когда отгремели сражения наполеоновской эпохи, бывший французский император, находясь в ссылке на далеком атлантическом острове Святой Елены, высказался о причинах поражения Великой армии в России. Он назвал русских храбрым и крепким народом, а Россию – государством, сидящим под полюсом, прислонившимся к вечным снегам, которые в случае надобности делают это государство неприступным. «Нельзя не содрогаться, – говорил Наполеон, – при мысли о такой громаде, которую невозможно атаковать ни с боков, ни с тыла, тогда как она безнаказанно наступает на вас, наводняя все в случае победы, или отступая в глубь льдов, в недра смерти и печали. Не это ли мифический Антей, с которым нельзя справиться иначе, как схватив его тело и задушив в объятиях? Но где найти Геркулеса? Право претендовать на это принадлежало нам, и мы попробовали, но, нужно признаться, взялись неловко»[1049].

Из других военных деятелей французов интересна оценка роли донского казачества в войне двенадцатого года, высказанная французским генералом и военным писателем Шарлем Антуаном Мораном[1050]. «Казаки сделали для спасения России более, чем вся регулярная армия», – писал он, имея ввиду действия донцов в период контрнаступления[1051].

В этой оценке есть определенное преувеличение, желание противопоставить казаков регулярной русской армии, но и есть огромная доля истины, ибо в период контрнаступления русских казаки являлись самым подвижным и наиболее боеспособным