Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

остановившись в отеле «Англетер». Его неожиданный приезд изумил всех, особенно французского посланника в Великом герцогстве Варшавском аббата Доминика Прадта[1021], которого Арман Коленкур пригласил, вместе с президентом совета польских министров графом Станиславом Потоцким[1022], в гостиницу на встречу с императором. Пройдя двор, охраняемый польским жандармом, Прадт и Потоцкий вошли в гостиницу. «Наполеон как будто притаился в небольшой холодной комнате, – вспоминал в своих мемуарах аббат Прадт, – окна которой были вполовину закрыты ставнями, чтобы лучше сохранить incognito приезжего; в зеленой бархатной шубе, в меховой шапке и в теплых сапогах он прохаживался по комнате; служанка-полька раздувала огонь в камине. Увидя меня, император улыбнулся и сказал: “Я только что приехал; ну что, здоров ли граф Станислав Потоцкий? Вы, кажется, обо мне беспокоились? Вздор, пустяки, у меня еще 120 тысяч под ружьем, скоро я опять приведу сюда 300 тысяч, а теперь мне надобно быть на троне, а не на коне; я везде бил русских, все беды наши произошли от суровости климата их. Я был не в силах воевать со стихиями. Я потерял всю кавалерию, почти всю артиллерию и все обозы… Я убедился, что французы еще могут воевать при морозе в семь градусов, но немцы не переносят более пяти градусов.

Меня будет судить потомство. Я сделал промах, оставшись две лишних недели в Москве. Меня провели, уверяя, что бояре примут мою сторону и что крестьяне прибегнут ко мне, чтобы выйти из рабства. Все это ложь: я нашел поселян – весьма верными своему государю, а дворянство – преисполненным усердия к правительству. Это дикий, суеверный народ, из которого ничего нельзя сделать. В казаках сидит сам черт»[1023].

Уходя из гостиницы, Станислав Потоцкий, не удержавшись от соблазна, спросил: «Сир! Как все это могло произойти?» Наполеон грустно улыбнулся и ответил: «От великого до смешного только один шаг, граф!»[1024]

Из Варшавы, ободрив поляков будущей кампанией с новым войском, через Дрезден и Майнц Наполеон, под именем Рейневаля, секретаря графа Коленкура, двинулся в сторону Парижа, куда прибыл в ночь с шестого на седьмое декабря 1812 года.

Отъезд Наполеона из армии удручающе подействовал на солдат и офицеров Великой армии. Некоторые проклинали своего императора, в порыве злости называя разбойником, бросившим их на произвол судьбы и казаков. «Император еще вернется с новой армией, чтобы выручить нас!» – успокаивали их ветераны.

– Сомневаемся мы, – отвечали им офицеры и солдаты, бывшие с Наполеоном в Египетском походе. – Император не вернется. Хотели бы и мы поступить так же, как он, но увы…

С отбытием Наполеона в Париж у французской армии не стало объединяющего всех центра, ибо никто из маршалов по авторитету и влиянию и близко не мог сравниться с Наполеоном. «С тех пор не стало братства по оружию, – сокрушался Сегюр, – не стало товарищества, все связи были порваны. Невыносимые страдания лишили всех разума… Подобно дикарям, более сильные грабили более слабых; они сбегались толпою к умирающему и часто не ждали даже его последнего вздоха. Когда падала лошадь, то, казалось, что около нее собралась голодная стая волков; они окружали ее, разрывали ее на части и дрались из-за нее, как хищные звери». А тут еще напористые донцы упорно наседали на изможденного врага, уничтожая и забирая в плен солдат и офицеров Великой армии…

Двадцать восьмого ноября корпус Платова подошел к Вильно. За день до этого сюда прибыл маршал Мюрат, которому Наполеон вручил командование остатками Великой армии. В Вильно нового главнокомандующего ждал посланец Наполеона герцог Маре, который передал приказ императора держаться в городе. Прочитав приказ, Мюрат взбешенно закричал:

– Нет! Я не останусь в этом котле в жертву русским!

Через полчаса явился начальник Главного штаба армии маршал Бертье за приказаниями.

– Вы лучше меня знаете, что надобно делать, – устало произнес несколько успокоившийся Мюрат, – распоряжайтесь сами.

– Но не я командую армией, – живо возразил Бертье, привыкший исполнять чужую волю.

Возникла забавная сцена препирательств между Мюратом и Бертье, что окончательно убедило присутствовавшего при этом министра иностранных дел Франции Г. Б. Маре, герцога Бассано, в полном разложении некогда действительно великой армии, а теперь только номинально носившей это название.

И Маре уехал в Варшаву, куда накануне бежал весь дипломатический корпус. Правда, не всем удалось благополучно добраться до цели: неаполитанский посланник Брангиа попал в руки к казакам, а американский посол замерз на полдороги.

Пока Мюрат и Бертье пытались организовать отпор русским войскам, в Вильно под напором корпуса Платова и партизан хлынули остатки Великой армии. Жители Вильно, оболваненные лживыми бюллетенями Наполеона о беспрерывных «победах» французов над русскими[1025], с великим изумлением смотрели на потерявших человеческий облик наполеоновских солдат и офицеров, которые неудержимым потоком заполняли улицы города.

Интенданты пытались организовать правильную раздачу вина и хлеба, но озверевшая толпа голодных солдат и офицеров начала ломать мучные и винные склады. Реки вина заполнили улицы, началась пьяная оргия. Перепившиеся солдаты, истощенные длительным отступлением и недоеданием, падали и умирали на улицах Вильно. Больные, протиснувшиеся в Вильно, видели, что город набит не только ранеными, но и умирающими, что о них заботиться некому. Остается или умереть на холодных улицах или сдаться казакам и партизанам. Тем более что в этот момент авангард Платова под командованием Сеславина начал атаку на город.

Оставив для защиты Вильны арьергард во главе с маршалом Неем, Мюрат в сопровождении семисот пеших гвардейцев двинулся в сторону Ковно. Вместе с ним следовали закутанные по уши в одежды Богарне, Даву, Мортье, Лефевр, Бессьер – корпусные командиры без корпусов!

Между Вильно и Панарской горой отступающие французы были атакованы корпусом Платова. Быстрым натиском казаки разрезали надвое колонну противника, почти полностью истребив одну ее часть. «Поле Погулянки и дорога покрыты были множеством побитого неприятеля, – писал донской атаман главнокомандующему. – Взято два знамени и два эстандарта, которые вашей светлости при сем представляются, и в плен: один генерал, до тридцати штаб- и обер-офицеров и более тысячи нижних чинов».

У подошвы Понарской горы маршал Ней сумел поставить в боевой порядок пять монолитных каре по четыреста человек, ощетинившихся ружьями, и на некоторое время остановить казаков. Лошади отступающих французов, тянувшие обозные телеги, не смогли взобраться на скользкую возвышенность, выбиваясь из сил, в изнеможении падали наземь. В этой критической ситуации Мюрат и остальные маршалы, бросив обоз, проваливаясь в снегу, в отчаянии кинулись в черневший невдалеке спасительный лес.

Обоз, практически весь доставшийся казакам, включал в себя значительную часть ценностей, вывезенных Наполеоном из Москвы, и всю государственную казну Великой армии. Французский офицер Гриуа