Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

должны были проводиться в округах, где существовала церковная школа[152]. Делегаты этих окружных съездов собирали подробную информацию о нуждах своих местных школ и представляли отчеты епархиальному съезду[153]. В том же году Синод издал постановление, ограничивающее допустимые темы обсуждения на этих съездах чисто финансовыми вопросами. Съездам категорически запрещалось, например, обсуждать земские дела или изменения в структуре епархиального управления[154]. Однако, по словам одного священника, о. Богоявленского, защитившего в 1900 году в Казанской духовной академии кандидатскую диссертацию о епархиальных съездах, «епархиальные съезды, в силу запросов русской церковной жизни, расширили круг своей деятельности по делам духовно-учебных заведений, занялись вопросами по улучшению быта духовенства, и особенно вопросами религиозно-нравственного характера, а потому естественно руководительным началом стали для себя иметь не одни только постановления Синода, а и полномочия от епархиального епископа, и эти полномочия оказались так же велики и разнообразны, как велика и разнообразна самая деятельность епархиальных съездов»[155]. Действительно, Синод не смог ограничить священнические объединения узкоутилитарными функциями. В 1865 году архиепископ Минский Михаил (Голубович) уполномочил духовенство своей епархии собираться на благочиннические съезды – те самые собрания, которые избирали представителей на окружные и епархиальные съезды, – для обсуждения религиозной жизни в своих приходах и рассмотрения мер противодействия суевериям, алкоголизму, неграмотности и другим бедам, от которых страдают их приходские общины. В последующие годы все больше епархиальных архиереев последовали примеру Михаила и официально признали все уровни съездов приходского духовенства «пастырскими собраниями»[156].

Эти новые формы объединения принесли ощутимые результаты для приходского духовенства. Например, в 1867 и 1878 годах делегаты Московского и Тверского епархиальных съездов соответственно учредили пенсионные фонды[157] для поддержки священнослужителей на покое и преподавателей семинарий, а также их вдов и сирот[158]. Эти фонды были созданы за счет вкладов священнослужителей и преподавателей всей епархии из расчета в среднем 30 рублей в год, а также более значительных вкладов некоторых более богатых протоиереев и архиереев. Московский съезд постановил, что деньги вернутся в епархиальное попечительство[159], если предприятие потерпит неудачу[160]. Вклады оказались достаточными, и фонд поддерживался, в частности, за счет информирования священнослужителей о такой возможности через епархиальную газету[161]. Приходскому духовенству также удалось собрать больше епархиальных средств для своих семинарий, церковных школ и других целей, в том числе вкладывая средства в строительство свечных заводов. 21 декабря 1870 года Синод постановил, что в каждой епархии должен быть свечной завод, доходы от которого предназначаются на содержание духовных школ[162]. Официальная поддержка этого проекта не пошла дальше указа, и его осуществление выпало на долю съездов духовенства, которые занялись финансированием проекта. Московское духовенство построило свой завод в 1879 году. Как и все в епархии, это учреждение находилось в «непосредственном подчинении епископу», но занимался им епархиальный съезд, который избирал какого-то священника управляющим[163]. Успех этого предприятия зависел от готовности всех приходских священников приобретать свечи исключительно на епархиальном свечном заводе, а не экономить свою приходскую казну путем покупки дешевых альтернатив, и епархиальная газета сыграла важную роль в информировании священнослужителей об их общем интересе также и в этом отношении[164]. Подобные проекты существенно улучшили уровень жизни и образования в епархиях по всей империи. Однако выгоды для приходского духовенства были не только материальными. Восстановление выборного начала в епархиальном управлении и право священнослужителей участвовать в церковном управлении через представительные собрания повысили достоинство и социальный статус приходского духовенства[165]. Съезды продолжали призывать к большей местной автономии для своих объединений. Некоторые епископы стали удовлетворять просьбы своих епархиальных съездов о замещении должности благочинного выборным представителем духовенства[166]. Так, в 1877 году архиепископ Тверской Савва (Тихомиров) принял и обнародовал разработанные его епархиальным съездом правила избрания благочинных[167].

Объединения клириков стали играть все более важную роль в жизни православной церкви, отчасти благодаря своей культуре подотчетности. Священник, диакон и причетник каждого прихода делили все собранные пожертвования, оставляя себе только часть, а остальное направляли на нужды прихода, например на ремонт церкви, а также на епархиальные нужды, например на финансирование семинарии, пенсионных фондов, приютов для престарелых и т. д.[168] Хотя растрата приходских средств порой имела место, коррупция среди духовенства была редкостью из‑за ее катастрофических последствий как для отдельных священников, так и для духовенства в целом. Эти последствия иллюстрирует письмо в Московскую консисторию от 1899 года, подписанное церковным старостой и двадцатью прихожанами: «Священник Иоанн Владимирович Орлов показал себя человеком… соблазнов, действуя в ущерб церкви, прихожан и благосостояний церковных денежных и вещественных»[169]. Коррумпированный священнослужитель не только мог потерять свое положение и средства к существованию, но также угрожал подорвать поддержку пастырей в целом со стороны мирян. По этой причине духовенство активно противостояло коррупции в своих рядах. В воспоминаниях митрополита Евлогия (Георгиевского) есть упоминание о краже после крестного хода в Холме. Псаломщик, собиравший пожертвования, сунул монету в сапог, но был замечен дьяконом: «Псаломщика уволили, а диакон удостоился похвалы. Бедный был народ, а давал щедро»[170]. Более того, ответственность представителей духовенства друг перед другом имела решающее значение для выживания епархиальной сети, и они часто оказывались более эффективными в контроле за собственными налогами и бюджетом, чем консисторские чиновники. Один из участников Тверского епархиального съезда в 1901 году разработал стандартизированную форму, по которой каждый священник мог отчитываться о доходах своей церкви, количестве земли, прикрепленной к его приходу, и количестве его прихожан, чтобы облегчить рассмотрение бюджета на съезде[171]. Когда епархиальные налоги на пожертвования прихожан недотягивали до суммы, необходимой для содержания школы или бедных духовного звания в определенном районе, собравшиеся священнослужители регулярно обещали дополнительные средства из собственного кармана для покрытия недостачи[172]. Расширение гражданских свобод, последовавшее за революцией 1905 года, позволило сети союзов духовенства расти дальше, а прошения приходских священников о еще большей свободе ассоциаций указывали на предполагаемую связь между эффективностью их ассоциаций и их правом на самоуправление. В 1907 году, например, один священник писал московскому митрополиту, утверждая, что участие большего числа священнослужителей в большем количестве местных съездов снизит вероятность уклонения от епархиальных налогов: «Велика ли сумма, которая не показывается на приходе? Правильно ли разложен процентный сбор взамен свечного дохода? …Для благоприятного решения этих вопросов необходимо духовенству рассмотреть их предварительно на благочиннических собраниях, которые имеют семейный домашний характер. А так как учебную тяготу несут одинаковую, как священники, так и диаконы и псаломщики, то справедливо было бы пригласить на эти собрания