Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

Иногда подобные драки с одобрением приветствуются зрителями, которые воспринимают их как нечто вроде развлечения. В таких случаях участники драки могут быть разочарованы, однако толпа остается в выигрыше, в качестве скоординированной массы зрителей воспринимая их как фокус коллективного действия. Драка способствует тому, что толпа из простого затора, создаваемого мелкими группами, которые натыкаются друг на друга, переходит в состояние более значительной эмоциональной вовлеченности, поднимающей ее коллективный дух.

В еще одном случае, описанном в студенческом отчете, большое скопление публики на уличном фестивале с нетерпением ждет, когда начнется выступление музыкальной группы. Неугомонность зрителей проявляется в том, что они ритмично хлопают и улюлюкают. Но затем внимание аудитории переключается на пьяного бездомного, который начинает мочиться посреди толпы; чтобы отойти от него подальше, люди отшатываются в давке, а бездомный сидит посреди лужи своей мочи. Ощутимо напряженная толпа сосредотачивает внимание на нем, после чего в бездомного летит бутылка, а затем и файеры. Он начинает их отбрасывать, что заставляет толпу пронзительно кричать на него; трое крупных мужчин бросаются на бездомного, пинают его и в конце концов отбрасывают в сторону. Наконец начинается музыка, и внезапно осчастливленная толпа переключает свое внимание на сцену.

Автоматической функциональной цепочки обратных связей, при помощи которой разочарованная и настроенная на разгул толпа могла бы устроить коллективное бурление, начав драку, не существует. Иногда случается так, что толпа фокусирует свое внимание на чем-то и получает развлечение, но иногда этого не происходит, и толпа просто становится все более раздраженной или напуганной. Пока нам не хватает подробностей относительно того, что именно меняет ход действий в том или ином направлении. Этот момент был бы важным расширением процессуальной теории насилия, поскольку, как уже отмечалось в главе 6, отношение толпы оказывает сильное влияние на сдерживание или эскалацию насилия.

Парадокс: почему алкогольное или наркотическое опьянение в большинстве случаев не приводит к насилию?

Может сложиться ощущение, что разгул и насилие связаны между собой простым и очевидным способом – при помощи опьянения[19]. Свидетельств того, что алкогольная или наркотическая интоксикация приводит к насилию, немало (см., например, [Parker, Auerhahn 1998]). Как демонстрируют опросы жертв преступных нападений в США, более четверти респондентов полагают, что нападавшие на них находились под воздействием алкоголя, и эта цифра подтверждается результатами анализа мочи арестованных по подозрению в совершении насильственных преступлений. Картина употребления алкоголя обнаруживается не только в случае убийц, но и в результате токсикологических исследований их жертв, указывая на то, что эскалация конфликта с обеих сторон часто происходит под воздействием алкоголя. Однако в этом паттерне есть и нечто парадоксальное: как будет показано ниже, в подавляющем большинстве случаев, в которых имеет место опьянение, оно не приводит к насилию. Для объяснения того, когда именно это происходит, понадобится обнаружить определенный ситуационный механизм.

Как возникают ситуации, когда пьяные совершают насилие? Роберт Паркер [Parker 1993; Parker, Rebhun 1995] предполагает, что снятию ограничений для насилия в сочетании с алкоголем избирательно способствуют определенные контекстуальные условия[20]. К этой комбинации относятся пререкания пьяных с посторонними лицами и потворство со стороны последних. Обычно люди сознательно принимают решение не прибегать к насилию, чтобы разрешить спор, однако алкоголь растормаживает такое самоограничение.

Соответствующих примеров в этнографических описаниях пьяных вечеринок более чем достаточно. Вот, скажем, отчет, представленный студенткой, в котором описывается дружеская вечеринка в одном из университетов на юге США. Участники этого мероприятия все время пьют пиво, в результате чего на протяжении вечера их поведение становится все более раскованным. Когда девушки только пришли, хозяева вели себя вежливо, придерживая перед ними двери и внимательно спрашивая, не хотят ли они еще выпить или закусить. Но по мере продолжения пьянки знаки внимания со стороны мужчин из этой студенческой компании становились все более беспардонными. Вот типичная фраза: «Привет, девчонка. Как тебя зовут? Линда? Линда, Линда, дай-мне-да! А я Дейв. Тебе весело? Ты уже попробовала пиво Pi Delta? Тебе понравилось? Хочешь еще? Скажи мне, если захочешь еще!» После шестого бокала один студент, который поначалу вел себя застенчиво, прижал одну из девушек к стене, снял с нее кофту и стал ласкать ее грудь. У женщин также исчезли тормоза. Подруга студентки, которая составила этот отчет, в начале вечеринки выступала в роли ее защитницы («Эй, Линда, скажи мне, если хоть кто-то из этих идиотов будет к тебе приставать!») – правда, такая позиция могла быть чем-то вроде бахвальства и претензии на то, что она знает, что почем. Но в конечном итоге она танцевала на столе, размахивая кофтой над головой с криками «У-ху! Посмотрите на меня!». Стол был сломан, были сбиты несколько светильников – все это придавало происходящему атмосферу потлача.

На этой вечеринке не обошлось и без драки, состоявшейся поздно вечером. Двое мужчин, которые до этого не обращали друг на друга никакого внимания, ввязались в перепалку с гневными ругательствами, причем, по-видимому, случайно. Один заявил другому: «Ты кого назвал слюнтяем? Ты меня назвал слюнтяем? Какого черта, чувак! Это ТЫ слюнтяй!» Ответ был в том же духе: «Это ТЫ слюнтяй. Ты! А если ты не слюнтяй, то покажи мне, на что ты способен, маленький засранец?» Вокруг них собрались зрители, с нетерпением ожидавшие, когда начнется действо. Двое сцепились, повалив друг друга на пол, а зрители болели за того, кто на мгновение оказывался сверху. Схватка продолжалась несколько минут, но никто не одержал победу. Возникла ничейная ситуация: лежавшие на полу тела участников схватки были переплетены между собой и выглядели лишенными сил. Зрители потеряли к ним интерес и разошлись. «Слабак», – пробормотали они друг другу. В конечном итоге каждого из них забрал кто-то из друзей и помог добраться до дома, чтобы уже там обработать окровавленные носы, царапины и ссадины.

Для ситуаций, возникающих на этой вечеринке, характерен повторяющийся микроритм. Участники потасовки отражают и повторяют друг друга и самих себя в череде обвинений. На фоне играет громкая музыка с акцентированными битами рэп-текстов, в которых более значимы подчеркнутые восклицания («Кто сегодня отвисает на хате (in da house)?»), чем буквальный смысл. Диалоги («Линда, Линда, пусти-меня-в-себя-да!») больше напоминают заклинания, чем содержательную беседу. Все это в высшей степени характерно для поведения пьяных, которое последовательно сводится к простейшим аспектам ритуалов взаимодействия.

Хотя связь между опьянением и насилием представляется очевидной, это очень неполная картина. Значительная часть насилия не является спровоцированной алкоголем, да и вообще, опьянение