Наследие Рима. Том 1. Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

принять во внимание подходы таких авторов, как Уолтер Миньоло[1035] c его концепцией «колониальности власти» как устройствa, которое производит и воспроизводит «колониальное различие», состоящее в классификации групп людей или популяций и выявлении их недостатков или эксцессов, что отмечает различие и неполноценность по отношению к тому, кто классифицирует. Его концепции «эпистемических границ», а также концепции упорядочивания пространство (cosmos-κόσμος «порядок, гармония») построенные на концепции «варваров», также могут быть полезны.

Идея культуры, в дополнение к языку, становится решающей во всех этих подходах, в которых термин «уникальности» используется для обозначения всех способов, которыми культура воспринимает и представляет мир, понимая, что все человеческие культуры уникальны и это дает тему для размышления.

Подводя итог необходимo установить цель, которая в силу цели и характера этой работы, задуманa как инструмент, который помогает открывать новые пути, стремится к достижению цели. В первую очередь, это краткое исследование предлагает тур по некоторым работам и статьям, которые наиболее актуальны для изучения христиан в Аль-Андалусе с разных точек зрения, как тематических, так и методологических.

На всех этих страницах это историографическое путешествие всегда имело в виду проблемы исследовательского проекта: изучить, проанализировать и установить, какой образ андалузский ислам имел о христианах и как он отражен в религиозных источниках; на каких элементах они построили эту концепцию в отношении христиан; самоидентификация новых мусульман; какое место занимают христиане как еще один элемент дискурса этого ислама, и каким образом эта идеологическая конструкция развивается, изменяется и варьируется в зависимости от политико-социального контекста, в котором она развивается, а также от самих контактов, диалогов и межконфессиональныx отношений.

Заключение

Османская империя

Переходя к оседлому образу жизни, османы переняли дворцовый церемониал и практику администрирования византийцев (XIV в.), присвоив им просто мусульманские названия. Большое влияние на османский двор того времени оказали византийские женщины, как правило православные христианки. Они играли важную роль уже в Румском государстве сельджукидов и в тюркских княжествах Анатолии.

Постоянный и массовый характер их присутствия не позволяет говорить о них как о поверхностном явлении. Например, Изеддин Кейкавус II, сельджукский султан из Рума, который взошел на престол в Конье в 1246 г., был сыном гречанки, его двором управляли дядья по материнской линии Кир (Кириос) Кедид и Кир Хайи, также греки.

Их приверженность христианству была настолько сильна, что привела к разделению двора на мусульман и христиан. Под влиянием византийских традиций Изеддин крестился в православие и поддерживал тесные связи с греческими духовными иерархами. Жена Орхана I Феодора, дочь византийского императора Иоанна VI Кантакузина, не только не обратилась в ислам после своей свадьбы (1345), но и активно поддерживала при османском дворе христиан[1036].

Матери Мурада I и Баязида I были гречанками и православными христианками. Мурад I также взял в жены православных христианок – болгарскую княжну Тамару и византийскую принцессу Елену. Баязид I женился на Марии Деспине, дочери сербского князя Лазаря I. Эти женщины не были одиноки в своих религиозных предпочтениях. Они пригласили советников, православных христиан, и в итоге определили жизнь османских монархов. Отметим также, что в XIII в. у султана из династии Сельджукидов и у византийского императора была одна и та же эмблема – двуглавый орел, при этом доподлинно неизвестно, кто у кого ее позаимствовал.

Во всяком случае никейский император, византиец Феодор II Ласкарь (1254–1258), использовал эту эмблему во время сражения с франками, захватившими Константинополь. Пикантно, что одинаковая эмблема турок и греков в XIX в. стала символом греческого антитурецкого националистического движения «Мегали Идэа» (Великая Идея). То же относится к легенде о «Красном яблоке» (по-турецки Kızıl Elma), или «Красной яблоне» (по-гречески Коккини Милия): в Константинополе находилась большая конная скульптура из бронзы Юстиниана I (правил в 527–565 гг.), в левой руке у византийского императора была держава (шар с крестом), правой он указывал на восток; в XIV в. шар упал, что было истолковано византийцами, – которые прозвали его золотым яблоком (или красным яблоком), – как плохое предзнаменование: греки потеряют власть и она перейдет к туркам.

После падения Царьграда в 1453 г. эта легенда обросла деталями: будто бы последний император Константинополя, погибший в бою на его стенах, восстанет, чтобы прогнать турок до красной яблони и там их уничтожить. По словам же тунисского историка Ибн Халдуна (1332–1406), согласно мусульманской легенде, восходящей к самому Пророку, тот, кто победит византийского императора и отдаст его богатства во славу Господа, станет Мессией (Махди) в тот день, когда завоюет Константинополь. Мех-мед II знал эту легенду и мечтал стать Махди. Он также знал, что для мусульман вожделенный Константинополь и есть то самое красное яблоко (Kızıl Elma). Таким образом, греки и турки боролись за первенство в одном ареале цивилизации, используя одни и те же символы.

В XIV в. османская армия была реорганизована по образцу византийской: оседлый образ жизни требовал нового войска вместо беспорядочной конницы тюрок-кочевников, думавших только о грабежах во имя веры. Орхан создал пехоту с регулярным жалованьем (yaya) и регулярную кавалерию (müsellem). Поскольку в ту эпоху не было необходимости принимать ислам, чтобы поступить на службу к османам, христиане в новой армии вскоре составили большинство.

Что касается всадников-кочевников, то их перестали называть благородным именем гази, заменив менее приятными для слуха словами akıncı (налетчики) или deli (безумный фанатик), и отправили на границу в качестве ударного отряда. Мурад I освободил государственную казну от выплаты военного жалованья, теперь военачальники получали тимары (лены), а также должность губернатора завоеванной провинции. Тимариоты должны были кормить, обучать и поставлять солдат султану.

Без участия войск, состоявших преимущественно из православных христиан, завоевание вряд ли бы удалось и византийское наследие вряд ли бы перешло к османам. Командующие-христиане были прониариями, владельцами византийских ленов, называвшихся прониями (πρόνοια). Вступив в ряды османской армии, они сохраняли свои лены в форме тимаров.

Родоначальником одного из древнейших и влиятельнейших родов османской аристократии – семьи Михалоглу – был византийский феодальный барон Кесе Михал (Михаил-бей), принявший ислам и присоединившийся к Осману I. По своей сути тимар был похож на пронию и уходил корнями в старую систему землепользования Сельджукидов – икта. Тем не менее постепенное ослабление центральной власти в Византии сопровождалось усилением могущества земледельческой аристократии, а во времена крестовых походов ее положение еще больше упрочилось под влиянием западного феодализма. В результате прония из категории права пользования перешла в категорию собственности. Однако султан строго контролировал тимары. Таким образом, в эпоху правления османов центральная власть была восстановлена на обоих берегах Эгейского моря.

Систему налогообложения землевладельцев османы заимствовали непосредственно у Византии. Там земельный налог – зевгарион