журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1996 г. - Вячеслав Крапивин

„Следователю" Зощенко не попалась в руки эта газета, подтверждение своим мыслям он нашел в журнале „Универсаль" от 23 декабря 1854 года и по нему установил названия паровых кораблей. Перечислим только те, о которых не сообщила „Курьер де Леон": „Виктория", „Эвон", „Мельбурн"...

Но ведь в письме от 28 октября 1927 года Катаока утверждал:

„Черный принц" погиб на том самом месте, где мы производили расследование..."

Писатель-следователь на этот „выпад" отвечает так:

„Сейчас, конечно, трудно сказать что-либо утвердительное, но можно допустить, что найденный пароход, который был признан „Черным принцем", на самом деле был транспортом „Резолютт"... Если же найденный пароход все же не „Резолютт", а „Черный принц", то тогда многое становится непонятным. Во-первых, непонятно, куда же делись орудия, которыми был вооружен военный пароход... Во-вторых, непонятно, куда подевалась средняя часть кузова, если не было взрыва..."

Итак, на вопрос: был ли найденный пароход „Черным принцем", мы можем ответить лишь гадательно: тридцать пять процентов (из уважения к авторитетным мнениям) за то, что это был действительно „Черный принц", пятьдесят процентов за то, что это был „Резолютт", и пятнадцать за то, что это был какой-нибудь иной пароход, над которым поработали итальянцы.

Не буду приводить все документы, которые „подшил к делу" писатель Михаил Зощенко, скажу только одно: они очень и очень убедительны, и понимаешь, что тогда, на следовательской работе, Михаил Михайлович не зря ел свой хлеб.

А что касается золота на „Черном принце" — правильнее было бы сказать, на „Принце", но мы так свыклись с известным названием, что не хочется перестраиваться даже в годы перестройки! — то „следствие по делу" продолжается:

„Уже поверхностный взгляд говорит за то, что вряд ли золото (в такой сумме) было на пароходе. Предположим, что в Балаклаву прибыло пять миллионов рублей для уплаты жалования армии. Пароход теряет якорь. Находится во время первого шторма (10 ноября) в явно рискованном положении. Тем не менее начальник порта не желает принять в гавань прибывший пароход. Вместо этого начальник порта посылает „Принцу" один якорь.

Обстоятельство чрезвычайно абсурдное в том случае, если на „Принце" было золото. Все поведение капитана порта говорит за то, что на „Принце" золота не было, в противном случае желанный корабль был бы бережно поставлен в гавань, и его не стали бы подвергать опасности на одном якоре."

Михаил Зощенко изучает все печатные источники, могущие пролить свет на это, ставшее легендарным дело, и приходит к выводу:

„За то, что золото было, говорит... вся печать, более близкая нашему времени. Более ранняя печать о золоте не упоминает... В отчете английского парламента значится... показание Джона Вильяма Смита..."

Заметим, этот отчет был составлен в 1855 году, т. е. по свежим следам событий. В то время, когда к „Принцу" еще не приклеили эпитет „черный".

„Показания" Джона Вильяма Смита: »

„Я должен установить, что накладная на шестьдесят тысяч соверенов пришла для комиссариата с этим судном. (Имеется в виду пароход „Принц" — М. Л.). И хотя я не имел специального приказания в отношении распоряжения этими деньгами, тем не менее я взял на себя ответственность выгрузить их утром в воскресенье в Константинополе и, таким образом, спас их..."

Вот ведь как просто! Когда знаешь о существовании такого документа, вывод напрашивается сам собой. И с этим документом давно могли ознакомиться заинтересованные люди: на нем никогда не стояло грифа „сов. секретно". Могли, но не ознакомились. И авторы соответствующих статей в энциклопедиях ничего не знали о подобном документе, проясняющем многое. А Михаил Зощенко разыскал, обнародовал, добавив при этом:

„За все восемьдесят лет (эти строки были опубликованы в 1936 году! — М. Л.) англичане не проявили активного интереса к своему золоту, лежащему на дне моря. Больше того, почти все страны в той или иной степени приступали к работам, либо высказывали желание отыскать затонувшее сокровище. Англия же оставалась равнодушной к своим деньгам... Итак, проверив все, мы склоняемся к мысли, что золота на затонувшем пароходе не имелось..."

Ох уж эти англичане! Ох уж этот черный английский юмор, перешагивающий все пределы дозволенного!.. Что, они сразу не могли сообщить, что никакого золота на „Принце" нет? Сколько бы средств было сэкономлено!

Я привел лишь малую толику доказательств, которыми оперировал Михаил Зощенко. Что еще добавить к сказанному? Лишь то, что свое „следствие по делу" Михаил Михайлович назвал „предположением". Зощенко-следователь знал, что следствие, как бы умело оно ни велось, может быть только предварительным. Последнее слово всегда остается за судом.

И „суд" сказал свое слово: лет этак тридцать назад (в начале шестидесятых годов) англичане официально оповестили мир, что золота на утонувшем „Принце" не было. И дело о „золотом" пароходе можно считать законченным.

Законченным ли?!

Недавно, совсем недавно я побывал на мысе Айя, — это неподалеку от Балаклавы, — и увидел в море множество яликов. В яликах были одни мальчишки и это вызвало удивление — если началась путина, то куда же подевались взрослые?!

Мальчишки вели себя странно: удочек в их руках не было и они, раздевшись догола, то и дело ныряли, стараясь пробыть под водой как можно дольше.

Когда эта шумная ватага высадилась на скалистый айинский берег, я поинтересовался:

— Ну как, клюет?

Мальчишки зыркнули на меня десятками глаз, оценивая, можно ли со мной вступать в разговор? Но, видно, я им „показался" и молодые джентльмены вступили в разговор.

— А кто вам сказал, что мы рыбу ловим?.. Мы промышляем золотишком мал по малу.

— Откуда в этих местах золото?.. Я что-то впервые об этом слышу.

— С „Черного принца", — не задумываясь ответил один из мальчишек, — слыхали о таком?

— Так „Принц" затонул при входе в Балаклавскую бухту!

Мальчишка хитро улыбнулся:

— Все так думают, а он утоп в этих местах! Старые греки врать не станут.

— Ну хорошо, если даже так, золота все равно на корабле нет. Его сняли в Константинополе. И это на сегодняшний день доказано!

Мальчишка посмотрел на меня очень даже внимательно, словно прикидывая, на сколько же мне все-таки можно доверять?!

— Побожитесь, что будете молчать, как камбала на берегу!

— Клянусь, — торжественно сказал я, — клянусь, что все, что увижу и то, что услышу, останется во мне!

— Не, дядя, можешь рассказывать, только фамилии наши не называй, а то начнут приставать.

— Да я их и не