журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1996 г. - Вячеслав Крапивин

„ДЕЛО № 9“ О ПОХИЩЕНИИ ШКАТУЛКИ

Мой друг, ялтинский писатель Станислав Славич, чье творчество пронизано Крымом и, который тоже „царапнул” пером графиню де Ла Мотт, заметил:

— Ну для чего мы пытаемся узнать обстоятельства, приметы и подробности чужой жизни? Чтобы извлечь урок? Из любопытства? Или просто потому, что так устроен человек: он обязательно должен выпотрошить курган ли, куклу ли, атом или Луну, чтобы узнать, что там внутри?

По-моему, в вопросе Станислава Славича заложен ответ: народ-человечество — люди страшно любопытные. Вот и мы, если до конца и не разгадаем тайну Миледи, то постараемся приблизиться к ней вплотную.

Итак, к делу! К „Делу № 9”!

Графиня Гаше умерла весной 1826 года. Местные жители, подготавливая покойницу в последний путь, обнаружили на ее плече два знака, выжженных железом. Так местные жители клеймили своих лошадей!

Почему два знака?..

На Гревской площади Парижа, выполняя решение суда, графиню Жанну де Ла Мотт, перед тем как упрятать в тюрьму, высекли розгами и палач раскаленным клеймом должен был нанести на плечо тавро — бурбонскую лилию. Одну лилию. Но графиня рванулась из рук палача, содрогнулась всем телом и лилия смазалась.

В нарушение всех существующих тогда законов, было решено клеймить ее еще раз, что и было сделано. Второй раз графиня даже не шелохнулась, она была без сознания.

Среди имущества покойной было обнаружено несколько шкатулок.

Вот тут-то вновь начинается история, достойная пера несравненного Александра Дюма!..

А в канцелярии Таврического губернатора возникает „Дело № 9”, названное — „Об отыскании в имуществе покойной графини Гаше темно-синей шкатулки”. На это дело обращает наше внимание Арсений Маркевич:

„Интерес этого дела заключается в том, что в нем точно и официально указывается место — (То-то доволен будет начальник Крымского областного бюро судебных и медицинских экспертиз Анатолий Николаевич Старостин! Его первый телефонный разговор до сих пор вспоминаю с содроганием! — М. Л.) и время смерти ее, именно в Старом Крыму в мае 1826 года, а также сообщаются некоторые подробности относительно завещанных ею г-же Бирх двух шкатулок и об отыскании... бумаг...“

Значит, за графиней следили?.. Арсений Маркевич дает утвердительный ответ. Да, и документы свидетельствуют о том же!

Барон И. И. Дибич, начальник штаба его Императорского Величества пишет Таврическому губернатору Д. В. Нарышкину:

От 4 авг. 1826 г., № 1325.

„...В числе движимого имущества, оставшегося после смерти графини Гашет, умершей в мае сего года близ Феодосии, опечатана темно-синяя шкатулка с надписью: „Maria Cazalet", на которую простирает свое право г-жа Бирх. По высочайшему Государя Императора повелению, я прошу покорно вас, по прибытию к нам нарочного от С.-Петербургского военного генерал-губернатора и по вручению сего отношения, отдать ему сию шкатулку в таком виде, в коем она осталась по смерти графини Гашет".

Тотчас же, по получению этого послания, Нарышкин Д. В., губернатор Таврического края, пишет предписание чиновнику особых поручений при губернаторе Мейеру:

„.. .имущество ее описано тамошней ратушей при бытности назначенных графинею Гашет изустно перед кончиною своей душеприказчиков: колл. секр. барона Боде, иностранца Килиуса и заведовавшего делами покойной феодосийского 1-й гильдии купца Доминика Аморети, которое, по распоряжению губернского правительства, взято в ведомство дворянской опеки.

В описи имуществу показано четыре шкатулки, без означения однако, каких они цветов, но одна, под № 88... вероятно, это та самая шкатулка, о которой г. начальник главного штаба пишет мне..."

Но имущество графини уже находилось в Судаке у барона Боде и коллежского регистратора Банке. А сами шкатулки были опечатаны печатями старокрымской ратуши и личной печатью Аморети.

Но, как сообщает нам Арсений Маркевич, шкатулки, несмотря на печати, были, как бы это мягче сказать, слегка потревожены. И Маркевич ссылается при этом на документ, написанный дотошным Мейером:

„.. .Мейер нашел две шкатулки: одну темно-синюю, с надписью золотыми литерами: Miss Maria Cazalet, другую — красную, при коей на ключике имелся на ленте билетик с надписью: рои М. de Birch. Но обе... не были опечатаны и, так сказать, открыты, ибо ключи от них находились у того же барона Боде".

Коллежскому секретарю барону Боде, несмотря на его почтенные седины, учинили допрос, но Боде „не раскололся", как сказали бы сейчас, он не уставал повторять, что хоть шкатулки и были вскрыты, — Мейер и без него это видел! — но содержимое их в целости и сохранности и, что он, — барон Боде, — как и жена Цезаря, вне всяких подозрений.

— Смотрите! — барон приоткрыл крышку шкатулки и показал содержимое „проклятому немцу". — Все уложено точно так же, как и при описи в Старом Крыму!

Мейер был опытным человеком, он сразу понял: нет причин подозревать Боде, этого честного человека с безупречной репутацией, но... Но шкатулки же были вскрыты!

И тут-то выяснилось, что в Старый Крым Боде прибыл через сутки после смерти графини, а за сутки не только можно выпотрошить шкатулки, но и саму графиню Гаше украсть, будь в этом надобность.

Но Мейер, имея указания свыше, меньше всего беспокоился об усопшей и ее драгоценностях, он искал бумаги, которые, — жандармерии об этом доподлинно было известно! — должны были находиться в ларце. Должны! Но их не было!

Были допрошены все местные жители. Причастные к делу и не причастные. Они рассказали множество любопытных деталей из жизни графини Гаше, — старосветовцы называли ее именно так!

Ну, например, графиня была нелюдимой и избегала общества; и одевалась она странно: на ней был полумужской костюм, — „разве бабе пристало обряжаться так?!“ — и непременно пара пистолетов за поясом. А когда графиня предстала перед всевышним, — царство ей небесное и всепрощение! — то на мертвой обнаружили еще один костюм, плотно закрывающий ее с головы до ног. И только когда сняли его, тогда и обнаружили клейма на плече: сморщенные какие-то цветки, синеющие на такой же сморщенной коже.

Но Мейера меньше всего интересовали эти подробности, он о них и так знал. Мейера интересовали бумаги, которые могли оказаться в шкатулке.

Татарин Ибрагим, — мальчишка лет пятнадцати, — неожиданно заявил:

— Я видел графиню перед смертью, она много бумаг сожгла. А один свиток поцеловала и положила в шкатулку.

— Как ты мог это видеть? — полюбопытствовал Мейер.

— А я в щелочку смотрел. Щеколду приподнимаешь, а там — дырочка. Большая дырочка!

— Замочная скважина?

— Ага. Щеколдная дырочка.

— Молодец!