По волчьим тропам - Макар Трофимович Последович

— Неси меня к столу! — решительно приказал он отцу. — Покажи ящики.

Русакович должен был поднести сына к письменному столу и выдвинуть ящик, в который Семка сразу запустил любопытную пухлую ручонку. Там он увидел увеличенные недавно Русаковичем фотоснимки еще со времен войны. На одном из них была партизанская землянка на озере Палик и на ее фоне два человека в белых тулупах и шапках-ушанках: он, Русакович, и Данила Николаевич Каленик.

— Где тут твой папка? — спросил сына Русакович.

Семка уверенно показал пальчиком на Каленика, сфотографированного с черной пышной бородою.

— Вот ты!

— Молодчина ты у меня, — засмеялся Русакович. — Попал пальцем в небо! Любишь, значит, бородатых?

— Я люблю радио, — возразил Семка. — Поиграй мне.

Русакович подошел к радиоприемнику «Беларусь». Щелкнул выключателем. В аппарате послышался сперва легкий шорох, потом спокойный привычный голос диктора, который сообщал об успехах Института механизации и электрификации сельского хозяйства Академии наук БССР. Семку, однако, не удовлетворяла эта передача, он сам ухватился за ручку и начал вертеть ее двумя руками, наполняя комнату, к своему большому удовольствию, пронзительным свистом и визгом новых радиоволн. В этом шуме и грохоте динамика Русакович вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной. Он повернул голову к двери и увидел полковника Каленика в сером габардиновом пальто и свою мать, которая, прикрыв ладонями уши, что-то с улыбкой говорила. Русакович выключил радиоприемник.

— Наследник у него правильный, Анна Прокофьевна, — непривычно тихо после страшного грохота динамика проговорил Данила Николаевич. — Любит, как и отец, шумовые эффекты. Помните, как уходил Васька в лес? Пока не поджег эшелон с горючим, никак не мог расстаться со станцией.

— Не напоминайте мне про войну, Данила Николаевич, — отмахнулась Анна Прокофьевна. — Слышать про нее не хочу. Пускай она идет от нашего порога подальше. Как услышу, что где-то есть такие, что хотят войны, я их, кажется, вот этими своими руками готова задушить. Это же только самый последний душегуб, который не любит ни своих детей, ни внуков, может хотеть ее!..

— А они, Анна Прокофьевна, не просто хотят, а вовсю готовят ее. Как когда-то Гитлер. Суют нос в наши дела, задираются.

— А вы чего смотрите? Разве леворверы вам для забавы повыдали? Переполз который нашу границу — сразу бей его по поганой морде.

Анна Прокофьевна взяла внука и пошла из комнаты. Каленик снял пальто, которое Русакович тут же отнес на вешалку.

— Может, подкрепитесь у нас, Данила Николаевич? — предложил он, вернувшись. — В последних известиях передавали, что на столе стоят картофельные оладьи. Ну, а к ним подплыла жирная мягкая селедочка. То, о чем мы когда-то мечтали, в последнюю блокаду, когда на двух человек приходилась одна картофелина…

— Оладьи потом, — плотно притворив дверь, заговорил Данила Николаевич. — Можно попробовать, если их пекла Анна Прокофьевна. Ты вот лучше мне скажи, Вася, как у тебя с цирюльными делами?

— Меня на этом они не подловят, Данила Николаевич, — улыбнулся Русакович. — В мешке есть наготове золингеновская бритва, помазок в медной охотничьей гильзе довоенного образца, ну и кусок мыла. Это кроме того, что они могут найти, если поинтересуются мешком во время моего отсутствия.

— Покажи, что ты приготовил для такой проверки, — приказал Данила Николаевич.

Русакович достал из нижнего ящика стола туго набитый мешочек и развязал его. Здесь были разные мужские и дамские часы, некоторые — с перерезанными ремешками, два золотых кольца, пачка денег, завернутая в носовой платок, несколько дорогих с виду брошек. Данила Николаевич внимательно осмотрел каждую вещь, перебрал связку всевозможных ключей и отмычек.

— А в дополнение вот эти напильники, ножовка и знаменитый «фомка», — засмеялся Русакович, положив рядом с мешочком все необходимые для вора-взломщика инструменты. — Как вы, Данила Николаевич, смотрите на такой паспорт? Поверят?

— Это в зависимости от того, как ты сам будешь держаться, — ответил Данила Николаевич. — Я тебя немножко знаю, поэтому не даю никаких советов. Предупреждаю только: будь осторожен. Я верю в твои способности, в твои силы, Вася. Ну, можешь складывать эти свои «свидетельства» в мешок…

— Не беспокойтесь, Данила Николаевич, — проговорил Русакович. — Разве впервые? Вспомните, как мне пришлось перед самым бегством фашистов исполнять роль офицера СД. Все было как следует. Обойдется и теперь…

Уже стемнело, когда, миновав Радошковичи, машина свернула с Виленского шоссе направо и помчалась дальше, заливая дорогу ярким светом фар.

Дорога, обсаженная деревьями, настраивала Русаковича на лирический лад. Он заговорил о том, что они проезжают по местам, где когда-то в юности ходил народный поэт Белоруссии Янка Купала. Как жаль, что не дожил он до дня освобождения и не увидел, каким сегодня стал его Минск, вся его Родина! А сколько новых интересных имен появилось после войны в белорусской советской литературе! Сколько написано книг, известных не только в нашей стране, но и за ее рубежами!

Вдруг Данила Николаевич, глянув через боковое стекло, приказал Афанасенко остановить машину и выключить свет.

— Ты видишь, Вася, что там? — выйдя из «Победы», спросил он Русаковича. — Что-то горит за лесом…

Из-за темной зубчатой гряды леса поднималось багровое зарево. Русаковичу казалось, что он даже видит длинные жадные языки пламени, которые то поднимаются над лесом, то опять скрываются, чтобы взлететь вверх с новой силой.

— Горит здание, — хмуро проговорил Данила Николаевич, садясь в машину. — Поехали скорее, товарищ Афанасенко!

Майор Зоров уже ждал их. Он сообщил, что сгорела типография в Вязынской МТС.

— Как она загорелась? — спросил Данила Николаевич.

— Точно не знаю. Таруто еще там. Он звонил, что пожар начался внутри здания. Возможно, кто-нибудь бросил в корзинку непогашенную папиросу.

— А я думаю другое. Не занесен ли туда этот огонь с Волчьей гряды?

„ВОЙСКО“ ДЕЙСТВУЕТ…

«Спадар» Слуцкий, командующий «вооруженными силами бэнээр», каковым он провозгласил себя на Волчьей гряде, начал развертывать «военные» операции. Он приказал Черному Фомке подготовиться к наступлению на Вязынь.

— Вы что, с ума сошли, спадар полковник! — запротестовал Черный Фомка. — После этого вашего наступления нам не усидеть не только на Волчьей гряде, но и в самой густой чаще Белоруссии. Колхозники перещупают здесь каждый куст, каждую кочку. И что мы сделаем впятером против целой деревни? Да одни бабы прикончат нас ухватами и кочергами…

— Вы меня не поняли, спадар капитан, — озираясь на «войско», рассевшееся вокруг небольшого костра, заметил Слуцкий. — Наступление мы проведем только на определенный объект. Я уже вам говорил, что нам надо иметь свой печатный орган, который должен призывать белорусов к