Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

тянут за собой по улицам босые японские рабочие, вечно повторяющие одну и ту же меланхолическую фразу: «Хайдаккэ! Хайдаккэ!» Однако демоны-возницы, голые, кроваво-красные, с ногами льва и головой быка, ведут объятые огнем тележки бегом, словно рикши.

Все души на картине принадлежат взрослым.

На третьем какэмоно во тьме пылает топка, в которой вместо дров горят души умерших. Демоны ворошат огонь железными кочергами. Сверху сквозь полную черноту падают головой вниз новые души.

Под этой сценой расположен сумрачный ландшафт. Призрачно-голубой, призрачно-серый мир холмов и долин, по которому змеится река Сай-но Кавара. По берегам бледной реки духи маленьких детей пытаются складывать горки из камней. Детские души очень красивы, они похожи на настоящих японских детей (просто удивительно, как тонко чувствуют и выражают детскую красоту художники Японии). Каждый ребенок одет в короткое белое платьице.

На заднем плане страшный дьявол разбросал железной дубинкой кучку камней, только что сложенную ребенком. Маленький дух плачет перед разбросанными камешками, закрыв ручками лицо. Демон скалит зубы. Другие дети тоже плачут. Но чу! Вот идет Дзидзо, весь состоящий из света и доброты, его слава следует за ним по пятам, словно полная луна, он держит сякудзё, свой священный посох, маленькие духи ловят его и цепляются за него, попадая в защищенный круг. Другие дети держат Дзидзо за широкие рукава, а одного ребенка божество прижимает к груди.

Ниже Сай-но Кавары простирается еще один сумрачный мир – дикие заросли бамбука. В нем маячат только женские фигуры в белых одеждах. Они плачут, с пальцев капает кровь. Женщинам веками приходится, сдирая ногти, вырывать острые побеги бамбука.

На четвертом какэмоно в лучах славы купаются Дайнити-нёрай, Каннон-сама, Амида Будда. Так же далеко под ними, как далек ад от рая, расположено озеро крови, в котором плавают души умерших. Берега озера, словно челюсти акулы зубами, утыканы острыми мечами. Демоны гонят по склонам испуганные души. Но из алого озера поднимается что-то, похожее на кристалл, – прекрасный, чистый фонтан, напоминающий стебель цветка, волшебный лотос, подносящий душу к стопам монаха, стоящего на краю пропасти. Это он силой своей молитвы вызвал к жизни цветок лотоса, спасший душу несчастного.

Увы, других какэмоно нет. Когда-то их было много, но теперь они утеряны.

Нет, я ошибся. Священник в каких-то закоулках нашел еще одно, очень большое какэмоно. Он разворачивает свиток и вешает его рядом с другими. Какая прелесть! Однако какое отношение этот рисунок имеет к вере или духам? На переднем плане – сад на берегу моря или большого синего озера. Такой сад есть в Канагаве. Он полон изысканных миниатюрных ландшафтов с водопадами, гротами, прудами с лилиями, резными мостиками и деревьями в белоснежных цветках. Над спокойными лазурными водами нависают изящные беседки. На заднем фоне плывут продолговатые, яркие стаи мягких косых облаков. За ними – крыша на крыше – возвышаются сказочно величественные дворцовые постройки, разрезающие золотистую дымку жаркого летнего дня, воздушные, голубые, легкие, как сон. В садах есть люди – прелестные японские девушки. Но их венчики сверкают, как звезды. Они тоже духи!

Это рай, Гокураку. Божественные фигуры изображают босацу. Присмотревшись, я различаю чудесные причудливые детали, которые поначалу не заметил.

Очаровательные создания работают в саду – ухаживают за распускающимися цветками лотоса, осыпают лепестки каким-то небесным составом, помогающим цветению. Раскраска цветов не от мира сего. Некоторые бутоны уже раскрылись, в их сияющей, словно рассвет, середине сидят крохотные голенькие младенцы. У каждого есть нимб. Это безмятежное рождение новых Будд хотокэ. Одни чрезвычайно малы, другие чуть больше, все они, похоже, подрастают, заботливые няньки кормят их амброзией. Один младенец уже выполз из цветка-колыбели и следует за небесным Дзидзо к далекому яркому свету.

В голубой выси парят тэннин, ангелы буддийского рая, девы с крыльями феникса. Одна играет плектром из слоновой кости на струнном инструменте, как танцовщица на сямисэне, другие дуют в странного вида китайские флейты, состоящие из семнадцати трубок, которые до сих пор используются на священных концертах в больших храмах.

Акира говорит, что этот рай похож на Землю. Несмотря на небесные цветки лотоса райский сад такой же, что и земные сады, а в синих кровлях небесных жилищ он видит напоминание о чайных салонах города Сайкио[13].

Хотя… Что такое рай в любом вероисповедании, как не идеальное повторение и продолжение счастливых воспоминаний, мечты о былых днях, заново возрожденных и увековеченных? И если вы думаете, что японский идеал слишком прост и наивен, что в жизни насущной есть много чего, заслуживающего своего места в картине райской жизни поперед воспоминаний о японских садах, храмах и чайных домиках, то, вероятно, считаете так потому, что вы не знаете Японии, не видели мягкой, прелестной голубизны ее неба, ласковых оттенков ее водоемов, скромного величия ее солнечных дней, изысканное обаяние ее интерьеров, в которых любой предмет взывает к твоему эстетическому чувству, потому что он не просто изготовлен, а взлелеян с любовью и заботой.

Часть 9

– А это васан Дзидзо, – говорит Акира, снимая с полки в алькове храма потрепанную японскую книгу в синей обложке. – По-вашему гимн или псалтырь. Этой книге двести лет. Она называется «Легенда о гудящей Сай-но Кавара».

Акира читает вслух гимн, посвященный Дзидзо, легенду о шепоте духов малышей и ритмично гудящей, словно песня, реке Сай-но Кавара:

Не из здешнего мира сия скорбная история.

Повесть о Сай-но Каваре,

У подножия горы Сидэ;

Не из здешнего мира легенда сия, а все же грусть навевает.

Ибо в Сай-но Каваре сошлось

Множество детей возраста нежного:

Малютки двух лет иль трех,

Ребятишки четырех иль пяти,

Все – не старше десяти.

В Сай-но Каваре собрались они вместе.

И слышен их глас, полный тоски по родителям,

Плач по матерям и отцам —

«Люблю маму! Люблю папу!» —

Нет в этом мире тяжелее плача,

Чем плач детей,

Ведь звук его пронзит и плоть и кость.

Воистину печален труд их —

Сбирать камни на берегу реки,

Чтоб воздвигать молитвенную башню;

Молясь за счастие отца, построят башню первую,

Молясь за счастье матери, вторую башню строят,

Молясь за братьев и сестер, за всех,

кого любили дома,

Возводят третью башню.

Такие днем у них ничтожные затеи.

Но стоит солнцу сесть за горизонт,

Как Они, ада демоны, возникнут

И скажут им: «Что делаете тут?

Глядите!