Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

Колокол подвешен под высоким навесом со скошенной китайской крышей. Навскидку он не меньше девяти футов высотой и пяти футов в диаметре. На гладкой металлической поверхности вырезаны буддистские тексты. В колокол звонят с помощью тяжелого бревна, подвешенного на цепях к кровле, которое отводят и отпускают на манер стенобитного тарана. К бревну прикреплены веревки из пальмового волокна, с помощью которых его раскачивают. Если как следует оттянуть и отпустить бревно, оно ударит в специальную панель в виде лотоса на боку колокола. Такие удары, должно быть, наносились многие сотни раз, потому что, несмотря на очень плотную древесину, конец бревна превратился в выпуклый диск с рваными, выступающими краями и напоминает головку видавшего виды молотка полиграфиста.

Монах жестом приглашает меня ударить в колокол. Я сначала слегка толкаю колокол рукой, он издает мелодичное урчание. Затем я наношу удар бревном, гул раскатист, словно гром, и басовит, как звук органа. Громкий, необычный и в то же время прекрасный звон катится вдаль по холмам. За первым звуком следует новый, более мягкого тона, за ним еще один, после чего вихрем кружатся отголоски и эхо. В удивительный колокол ударили всего один раз, но он продолжает всхлипывать и стонать не меньше десяти минут!

Колоколу шестьсот пятьдесят лет[16].

В маленьком боковом храме монах показывает нам серию занятных картинок, сделанных в честь шестисотлетия отливки колокола. (Он считается священным, так как в нем живет божий дух.) В остальном храм мало чем интересен. Там есть несколько какэмоно, представляющих Иэясу и его вассалов, а по обе стороны двери, отделяющей внутренние покои от наружного святилища, стоят ростовые изображения японских воинов в старинном облачении. На алтаре во внутренней части храма вокруг миниатюрного ландшафта из крашеного дерева стоят небольшие фигуры додзи, пятнадцати юных учеников богини Бэнтэн, а перед самим алтарем – гохэй. Над ним висит зеркало, это символы синто. Святилище поменяло хозяев, когда буддийские храмы были подчинены государственной религии.

Почти в каждом знаменитом храме продаются гравюры, посвященные истории храма и его чудесным легендам. У дверей храма предлагаются несколько таких картинок. Одна из них с забавным изображением колокола повествует о легенде, которую мне пересказывает Акира.

Часть 4

В двенадцатый год Буммэй колокол зазвонил сам по себе. Те, кто насмехался в ответ на рассказ о чуде, плохо кончили, а те, кто поверил в чудо, стали процветать, и все их желания исполнились.

В то время в деревне Таманава жил человек по имени Оно-но-Кими. Он сильно болел и умер. Оно-но-Кими спустился в царство мертвых и предстал перед троном Эмма-О. Эмма, судья мертвых, сказал: «Ты явился слишком рано. Отмеренный тебе срок в мире Сяба еще не закончился. Немедленно возвращайся!» Оно-но-Кими взмолился: «Как я вернусь, если я не вижу дороги во мраке?» Эмма ответил: «Ты сможешь найти свой путь, если будешь слушать звон колокола Энгаку-дзи, который звонит в южном краю Нан-эн Будай». Оно-но-Кими отправился на юг, услышал звон колокола, нашел путь во тьме и вернулся к жизни в мире Сяба.

В то же самое время многие провинции посетил монах гигантского роста, которого никто прежде не видел и чьего имени никто не знал. Монах призывал людей молиться колоколу Энгаку-дзи. В итоге выяснилось, что рослым паломником был сам колокол, превратившийся с помощью волшебства в монаха. После этого многие молились колоколу, и их желания исполнились.

Часть 5

– Ох! Мы еще не все посмотрели, – восклицает мой провожатый, когда мы снова подходим к большим китайским воротам. Он ведет меня по другой тропе к маленькому холму, скрытому за деревьями. Лицевая часть холма высотой около ста футов, состоящая из мягкого камня, изрыта пещерами, полными монументов. Пещеры похожи на погребальные, а монументы, по-видимому, играют роль памятников. Пещеры расположены в два яруса – три наверху и две внизу. Верхние связаны с нижними вырубленной в скале узкой внутренней лестницей. Повсюду вдоль сочащихся влагой стен на постаментах установлены серые плиты такой же формы, как надгробия хака на буддийских кладбищах. На них искусно вырезаны фигуры божеств. У каждой из фигур есть нимб. Некоторые изображения наивны и незатейливы, какими бывают наши средневековые иконы. Часть из них я уже видел раньше на кладбище в Кубояме – стоящую на коленях женщину со множеством рук-теней и фигуру с прической в виде тиары, выставленным коленом и щекой, прижатой к левой руке, – жалостный, грустный символ вечного покоя. Другие, похожие на мадонн, держат в руках цветки лотоса и попирают ногами свернувшегося кольцами змея. Часть фигур не видна из-за обвалившегося каменного потолка пещеры. Проникший внутрь луч солнца выхватывает группу недоступных скульптур, наполовину заваленную обломками.

Мне объясняют мою ошибку. Скульптуры в гротах вовсе не надгробия, и передо мной не хака, а образы богини милосердия. Эти пещеры – часовни, а скульптуры воспроизводят сто образов Каннон из Энгаку-дзи. В верхней пещере в углублении скалы я вижу гранитную дощечку, на которой высечено китайскими иероглифами изречение на санскрите: «В знак преклонения великой милосердной Кандзэон, взирающей сверху, прислушивающейся к молитвам»[17].

Часть 6

Когда входишь в очередной храм – Кентё-дзи – через «Врата леса вдумчивых слов» и «Врата великой горы богатства», может показаться, что ты опять по недоразумению вернулся в Энгаку-дзи. И это не случайно: третьи ворота и внушительная постройка за ними имеют ту же конструкцию и созданы тем же архитектором. Проследовав через тяжелые, бесподобные ворота колоссальных размеров, мы подходим к бронзовому фонтану у входа в храм – огромному прекрасному листку лотоса, отлитому из металла, из середины которого бьет струя, до краев наполняющая бассейн водой.

Пол храма вымощен черными и белыми квадратными плитами, и по нему разрешается ходить, не снимая обуви. Наружность храма так же проста и торжественна, как Энгаку-дзи, но внутри открывается необыкновенная картина увядшего великолепия. Вместо черного Сяки, сидящего на троне в обрамлении языков пламени, здесь установлена гигантская статуя Дзидзо-сама с огненным нимбом – позолоченным кругом размером с колесо от телеги, из которого в трех точках вырываются языки пламени. Изваяние восседает на огромном лотосе из потускневшего золота, полы одежд Дзидзо перекинуты через высокий край цветка. За его спиной на восходящих золотых ступенях мерцает целый сонм миниатюрных фигурок – копий большой статуи, ее множественных отражений, исчисляемых многими