Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

У этого странного старинного храма есть своя легенда.

Семь веков назад умер великий скульптор (бусси) Ункэй-Сосэй. Ункэй-Сосэй означает «Ункэй, восставший из мертвых». Так его называют потому, что, когда скульптор предстал перед Эммой, судья мертвых сказал: «Пока ты был жив, ты не сделал моей скульптуры. Теперь ты знаешь, как я выгляжу. Вернись на землю и сделай ее». Ункэй вдруг снова очутился в мире живых. Те, кто знал о его смерти, увидев его снова живым, остолбенели и прозвали его Ункэй-Сосэй. Навсегда запомнив лик Эммы, скульптор выковал его, и статуя до сих пор внушает ужас всем, кто на нее посмотрит. Ункэй-Сосэй также изготовил статуи девяти угрюмых царей, послушных спутников Эммы, рассаженных на тронах в храме.

Я спросил, не могу ли я купить изображение Эммы. «О да, можете», – ответил сторож. Но сначала я решил увидеть Они и последовал за сторожем по мшистым ступеням через деревенскую улицу к японскому домику, где меня усадили на пол. Сторож скрылся за ширмой и вытащил оттуда статую демона – обнаженную, кроваво-красную, неописуемо отвратительную фигуру. Они имеет рост около трех футов. Он стоит в угрожающей позе с палицей наготове. Голова чем-то напоминает голову бульдога с бешеными глазами, ноги – львиные лапы. Сторож торжественно поворачивает гротескную скульптуру туда-сюда, чтобы я мог рассмотреть ее во всех деталях. У порога собирается толпа зевак поглазеть на чужака и на демона.

Затем сторож находит для меня неуклюжий лубок Эммы с отпечатанным на нем священным текстом. Получив оплату, он немедленно ставит на бумаге печать храма. Печать хранится завернутой в несколько слоев мягкой кожи в чудесной лакированной шкатулке. Я рассматриваю штампик – красный, полированный каменный брусок с надписью в виде инталии. Сторож смачивает поверхность печати красными чернилами и прикладывает ее к уголку бумаги с мрачной образиной – теперь у меня есть доказательство истинности моей странной покупки.

Часть 11

Когда ты ступаешь на территорию давно исчезнувшего храма и шагаешь по мощеной дорожке между газонами, дайбуцу скрывают высокие деревья. Но, стоит сделать поворот, как статуя предстает во всей красе. Сколько раз ни рассматривай фотографии этого колосса, первое впечатление от реальности неизменно вызывает изумление. Кажется, что ты подошел совсем близко, между тем до статуи остается еще добрая сотня ярдов. Я отступаю на тридцать-сорок ярдов, чтобы получше ее рассмотреть. Рикша бежит за мной, смеется и жестикулирует, думая, будто я принял статую за живое существо и испугался.

Но даже будь она жива, вид ее отнюдь не страшен. Мягкость и мечтательная пассивность черт, невероятный покой, исходящий от фигуры, полны красоты и очарования. Вопреки ожиданиям, чем ближе ты приближаешься к гигантской скульптуре Будды, тем очаровательнее она выглядит. Когда ты смотришь в спокойное, умиротворенное лицо, в полуприкрытые глаза, по-детски невинно взирающие на тебя из-под опущенных бронзовых век, ты ощущаешь, что этот образ выражает все, что есть мягкого и спокойного в душе Востока. Одновременно становится ясно, что его мог создать только японский разум. Красота, достоинство и совершенный покой изваяния отражают духовную жизнь народа его создавшего. И хотя прообразом, как свидетельствуют волосы и различные символические отметки, послужила индийская культура, художественное исполнение несомненно японское.

Произведение настолько величественно и прекрасно, что ты не сразу замечаешь огромные бронзовые цветки лотоса целых пятнадцати футов высотой, стоящие перед фигурой по обе стороны от большого треножника с курящимися благовониями.

Внутрь статуи можно войти через отверстие в огромной чаше лотоса, на которой восседает Будда. Там находится маленький алтарь Каннон, статуя монаха Ютэна и каменная скрижаль с китайскими письменами – молитвенной формулой «Наму Амида Буцу».

По лестнице паломники могут подняться до уровня плеч колосса, где находятся два маленьких окошка с панорамным обзором. Монах, играющий роль гида, сообщает, что статуе шестьсот тридцать лет, и просит сделать небольшое пожертвование на строительство нового храма, предохраняющего ее от непогоды.

Этот Будда когда-то находился внутри храма. Возникшее после землетрясения цунами снесло крышу и стены, но не сдвинуло с места могучего, медитирующего на лотосе Амиду.

Часть 12

Мы прибываем к широко известному храму Каннон, отказавшейся от своего права на Вечный покой ради спасения человеческих душ и отрекшейся от нирваны, чтобы страдать вместе с человечеством многие миллионы лет, – богини жалости и милосердия.

Я взбираюсь по трем пролетам ведущей к храму лестницы. С порога поднимается и приветствует нас девушка. Она скрывается внутри храма, чтобы позвать жреца-хранителя, почтенного человека в белых одеждах, который жестом приглашает меня войти.

Этот храм так же велик, как и те, что я успел посмотреть, и такой же серый от старости – ему шестьсот лет. С потолка свисают множество дощечек с просьбами, надписей и раскрашенных в веселые тона фонариков. Почти напротив входа сидит одинокая статуя размером с человека и похожая на человека. Она смотрит на нас маленькими странными глазками, глубоко запавшими на морщинистом лице. Когда-то это лицо было раскрашено в телесный, а одежды в голубой цвет, но теперь от пыли и старости все стало серым, и эта бесцветность настолько удачно гармонирует с дряхлостью фигуры, что кажется, будто ты смотришь в глаза живого нищенствующего паломника. Это Биндзуру, тот же персонаж, чей лик в Асакусе стерся от прикосновений пальцев бесчисленных паломников. По левую и правую сторону от входа стоят два невероятно мускулистых и суровых на вид Ни-О. Их красные тела облеплены белыми точками бумажных шариков, выплюнутых прихожанами. Над алтарем помещается небольшое, но красивое изображение Каннон, вся ее фигура вставлена в продолговатый золотой нимб, имитирующий языки пламени.

Однако храм знаменит не этой скульптурой. Выполнив определенные условия, можно увидеть еще одну. Старый священник подает мне записку, составленную на превосходном, выразительном английском языке, с просьбой к посетителям пожертвовать что-нибудь на содержание храма и его настоятеля и призывающую иноверцев не забывать, что любая вера, способная пробудить в человеке доброту и заботливость, заслуживает уважения. Я вношу свою лепту и прошу показать мне великую Каннон.

Старый жрец зажигает фонарь и ведет меня через узкий дверной проем слева от алтаря во внутренние покои храма, погруженные в торжественную темноту. Я осторожно следую за ним, не различая ничего кроме мерцания фонаря. Мы останавливаемся перед чем-то поблескивающим во мраке. Через минуту мои глаза, привыкнув к темноте, начинают видеть очертания. Блестящий предмет оборачивается золотой ступней невероятных размеров, я вижу край одежды, прикрывающий верх стопы. Вот появилась вторая ступня стоящей во весь рост фигуры. Мы находимся в тесной, но очень высокой каморке, из