Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

сотнями, под названием Тысячи Дзидзо. Над головой фигуры с потолка полукругом свисают некогда роскошные, но потускневшие подвески балдахина – бахрома, мерцающая сквозь пыльную паутину веков. Потолок, по-видимому, тоже когда-то представлял собой настоящее чудо. Он сплошь покрыт кессонами, на каждом из них изображена летящая птица на золотом фоне. Восемь колонн, поддерживающие свод, когда-то были покрыты позолотой, но теперь от нее остались лишь жалкие островки на изъеденной червями поверхности и у основания капителей. Над дверями расположены прекрасные фризы, с которых давным-давно облупилась вся краска, – чудесные серые старинные рельефы, парящие фигурки тэнси или небесных духов, играющие на флейтах и бивах.

Справа за тяжелой деревянной ширмой прячется комната. Священник, отодвинув ширму, приглашает нас войти. Здесь на бронзовой подставке установлен барабан, крупнее которого я еще не видел, – диаметром целых восемнадцать футов. Рядом подвешен большой колокол, покрытый буддийскими изречениями. Я не могу скрыть разочарования, узнав, что посетителям не разрешается бить в барабан. Больше в комнате ничего нет за исключением бумажных фонариков, украшенных свастикой – священным буддийским символом, который японцы называют мандзи.

Часть 7

По словам Акиры, книга «Дзидзо-кё-косуй» содержит легенду о великой статуе Дзидзо в древнем храме Кентё-дзи.

В Камакуре когда-то жила жена ронина[18] по имени Сага Садаёси. Она зарабатывала на жизнь разведением шелкопрядов и производством шелка. Эта женщина часто бывала в храме Кентё-дзи. В один из холодных дней ей показалось, что Дзидзо страдает от холода, и она решила сделать шапочку, чтобы согреть голову бога – такие же шапочки носили в холодную пору деревенские жители. Она так и сделала и, надев шапочку на голову бога, сказала: «Будь я богата, я бы принесла теплые одежды для твоего благородного тела, но увы, я бедна, и мой дар недостоин божественного одобрения».

Женщина неожиданно умерла на пятидесятом году жизни в двенадцатый месяц пятилетнего периода Тисё. Однако ее тело оставалось теплым три дня, из-за чего родственники не решались сжечь его на погребальном костре. Вечером третьего дня женщина вновь ожила.

Она рассказала, что в день смерти предстала перед судьей и повелителем царства мертвых Эммой. Увидев ее, Эмма разгневался и сказал: «Ты была нечестивой женщиной и пренебрегала учением Будды. Ты всю жизнь губила шелкопрядов, бросая их в кипяток. Ступай в Какуто-Дзигоку и гори там, пока не очистишься от греха». Демоны тут же схватили ее и бросили в огромный котел, до краев наполненный расплавленным металлом. Женщина ужасно кричала. Внезапно в котел рядом с ней опустился Дзидзо-сама. Металл сразу перестал обжигать ее и превратился в текучее масло, Дзидзо вытащил женщину из котла и привел к Эмме с просьбой помиловать ее ради него, потому что она стала мила Дзидзо благодаря своему доброму поступку. Женщина была прощена и вернулась в мир Сяба.

– Акира, – спросил я, – выходит, согласно, буддистскому учению, носить шелковую одежду предосудительно?

– Совершенно верно, – ответил Акира. – Поэтому закон запрещает буддийским монахам носить одежду из шелка. И все-таки, – добавляет он с легкой улыбкой, в которой угадывается ирония, – почти все монахи любят рядиться в шелка.

Часть 8

Акира рассказал мне следующую историю.

В седьмом томе книги «Камакураси» говорится, что в Камакуре раньше существовал храм Эммэй-дзи со знаменитой статуей Дзидзо под названием Хадака-Дзидзо или Обнаженный Дзидзо. Сама статуя действительно была обнаженной, но на нее надевали одежду. Под ногами статуи находилась шахматная доска. Когда в храм приходили паломники, монах за определенную мзду раздевал статую, и все могли видеть, что, хотя у нее было лицо Дзидзо, тело принадлежит женщине.

История знаменитой статуи Хадака-Дзидзо, стоящей на шахматной доске, имеет следующее происхождение. Однажды великий князь Тайра-но Токиёри играл в шахматы с женой в присутствии множества гостей. Сыграв несколько партий, он заключил с женой пари: тот, кто проиграет следующую партию, разденется догола и встанет на шахматную доску. Жена проиграла партию и в молитве попросила Дзидзо спасти ее от позора. Вняв ее молитвам, Дзидзо появился на шахматной доске, разделся и неожиданно поменял свое тело на женское.

Часть 9

Мы продолжаем путь. Дорога извивается между возвышениями, становится у'же и суровее. Наш буддийский поводырь отдает рикшам тихую команду, и обе коляски останавливаются на склоне в полосе солнечного света, падающего через проем в пышной листве могучих деревьев, у площадки древней, покрытой мхом лестницы.

– Здесь находится храм повелителя царства мертвых Эмма-О, – объявляет Акира. – Эта святыня принадлежит буддийской секте дзэн-одзи. Ей больше семисот лет, внутри есть знаменитая статуя.

Мы поднимаемся в небольшой двор, где находится храм. На верхней площадке справа установлена очень старая каменная скрижаль с вырезанными в граните на глубину не меньше дюйма китайскими иероглифами: «Это храм Царя Эммы».

Строение внешне и внутренне напоминает те, которые мы уже видели в Камакуре, – мощеный пол позволяет не разуваться на пороге. Все детали источены временем, расплывчаты, серы, в нос бьет острый запах плесени. С голых деревянных колонн давным-давно облупилась краска. Слева и справа вдоль высоких стен восседают девять мрачных фигур – пять на одной, и четыре на другой стороне – в странных венцах, украшенных раструбами. Фигурам несколько столетий, они напоминают лик Эммы, который я видел в Кубояме, поэтому я спрашиваю:

– Все они и есть Эмма?

– Нет-нет! – отвечает гид. – Это лишь его спутники, Дзю-О, десять царей.

– Но здесь только девять фигур, – замечаю я.

– Десятый – сам Эмма. Вы его еще не видели.

Где же он? В дальнем конце зала на возвышении я вижу алтарь, к которому ведут деревянные ступени, однако там нет статуи – лишь обычные алтарные принадлежности из бронзы и лакированного дерева. За алтарем – занавес размером в шесть квадратных футов. Когда-то он был темно-красным, но почти полностью выцвел. Занавес, очевидно, скрывает какую-то нишу. К нам подходит сторож храма и предлагает подняться по ступеням. Он жестом манит меня и поднимает занавес длинным шестом. Внезапно из темной загадочной глубины, скрытой за неброским занавесом, в меня вонзает сердитый взгляд чудовищный лик[19]. От неожиданности я невольно отшатываюсь.

Лик величествен, грозен, ужасен и багров, словно остывающее раскаленное железо. Визуальный шок, несомненно, отчасти вызван театральной манерой, с какой был отодвинут занавес. Изумление постепенно проходит, я проникаюсь мощной энергетикой фигуры и понимаю, в чем состоит секрет мастерства скульптора. Чудесный эффект заключен не в хмурых, как у тигра, бровях, не в искривленных гневом губах, не в яростном общем выражении и не в бледности кожи, а в глазах – зерцале кошмара.