Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

кромка наконечника остра, как лезвие ножа. Такой снаряд способен запросто снести голову. Мне трудно поверить заверениям Акиры, что такие мощные стрелы пускали из обычных ручных луков. Здесь также есть образец письма Нитирэна, великого буддистского монаха, – золотые знаки на синем фоне, а в лакированной шкатулке лежит позолоченный дракон, изготовленный еще более известным монахом и писцом, мастером-волшебником Кобо Дайси.

Дорожка под нависшими кронами деревьев ведет к третьему храму. Мы проходим через тории и видим каменный монумент с рельефом, изображающим обезьян. Значение этого памятника не может объяснить даже наш гид. Дальше следуют новые тории, деревянные. Мне говорят, что они установлены на месте металлических ворот, украденных ворами. Хороши воры! Тории, должно быть, весили не меньше тонны! Новая бесчисленная череда каменных фонарей и, наконец, на вершине горы, ровно посередине, третий и главный храм Бэнтэн. Перед храмом простирается пустырь, огороженный забором с таким расчетом, чтобы к храму никто не мог близко подойти. О, суета и томление духа!

Однако рядом с оградой хотя бы имеется маленькая молельня с видом на ступени храма. Внутри нет ничего кроме ящика для монет и колокола. Паломники делают здесь подношения и возносят просьбы к богине. Молельня представляет собой небольшое возвышение с китайской крышей на четырех простых столбах, стенкой постройки служит плетеная решетка высотой по грудь, стоя у которой можно обозревать храм Бэнтэн, но самой богини нет в храме.

Я замечаю, что потолок молельни сделан в форме кессонов, а на центральном кессоне замечаю любопытную картину: укороченное изображение черепахи, глядящей на меня сверху вниз. Видя, что я отвлекся и рассматриваю черепаху, Акира и гид усмехаются. «Бэнтэн-сама!» – восклицает последний.

Вверх по решетке, извиваясь и поглядывая на нас, ползет прекрасная вороненая змейка. Она, похоже, совершенно не боится людей, да для этого и нет оснований, ведь ее род считается слугами и наперсниками Бэнтэн. Говорят, что иногда великая богиня тоже принимает облик змеи. Как знать, не Бэнтэн ли собственной персоной явилась на нас посмотреть?

Рядом на подставке установлен отдельно стоящий камень. Очертаниями он напоминает черепаху и покрыт такими же узорами и отметинами, как черепаший панцирь. Камень тоже священный, его так и называют – черепаховым. Меня все больше одолевают опасения, что в этом месте мы не найдем ничего кроме камней и ползучих гадов.

Часть 18

Мы переходим к пещере Дракона. Акира объясняет, что пещеру так называют не потому, что в ней жил настоящий дракон, а из-за ее формы, напоминающей силуэт дракона. Дорожка спускается к противоположной части острова и вдруг обрывается крутым лестничным пролетом, высеченным в светлой твердой породе. Ступени отвесны, истерты, скользки и опасны. За краем жуткой пропасти далеко внизу с высоты птичьего полета видны белесые камни, кипящий между ними прибой и подарочный каменный фонарь торо. На одной из скал я вижу четыре глубоких круглых отверстия. Там когда-то находилась чайная беседка, а в дырках стояли поддерживавшие ее столбы. Я осторожно спускаюсь. Соломенные сандалии японцев редко скользят, мне же приходится опираться на руку провожатого. Ноги разъезжаются на каждом шагу. Неужели ступени настолько стерлись под одними лишь соломенными сандалиями паломников, приходящих поглазеть на камни и змей?

Наконец, мы достигаем дощатой галереи, огибающей скальный выступ и нависающей над россыпями камней и лужами воды, через которую входим в священную пещеру. Свет по мере продвижения вглубь пещеры тускнеет, сзади гулко шумят морские волны – кажется, что они пытаются нагнать нас в полумраке. Шум умножается мощным эхом. Оглянувшись назад, я вижу вход в пещеру в виде огромной щели, разрывающей мрак под косым углом. Сквозь нее виден кусочек небесной лазури.

Мы подходим к алтарю, на котором тоже нет богини, и платим мзду. Для нас зажигают лампы, мы углубляемся в катакомбы. Там стоит такая темнота, что я ничего не вижу даже при свете трех ламп. Однако постепенно глаза привыкают, и я замечаю каменные рельефные фигуры, высеченные на плитах, – такие же стоят на буддийском кладбище. Монументы расставлены вдоль каменных стен с равными интервалами. Гид подносит лампу к лицу каждой фигуры и называет их по именам: «Дайкоку-сама, Фудо-сама, Каннон-сама». Иногда попадается пустой алтарь без статуи, но с ящиком для денежных подношений. Алтари без фигур носят имена синтоистских богов – Дайдзингу, Хатимана, Инари-сама. Все статуи черны или кажутся черными в свете ламп и блестят, словно покрыты инеем. Мне чудится, что я попал в покойницкую, некий подземный склеп для мертвых богов. Коридор, кажется, никогда не закончится. Но конец все-таки появляется в виде святилища с таким низким потолком, что проникнуть в него можно, лишь встав на четвереньки. Но и там ничего нет. Эта часть пещеры не более чем «хвост» дракона.

Мы не сразу возвращаемся на свет и сначала заходим в боковой темный коридор – одно из «крыльев» дракона. Опять тянутся черные статуи обездоленных богов, пустые алтари, покрытые пленкой селитры каменные лики, ящики для сбора денег, до которых можно дотянуться, только согнувшись в три погибели, и мы слышим все новые просьбы о подношениях. И никакого следа деревянных или каменных статуй Бэнтэн.

Я рад вернуться к дневному свету. Гид вдруг сбрасывает всю одежду и прыгает в черный водоворот между камнями. Через пять минут он возвращается и кладет к моим ногам живого, извивающегося морского слизня и огромную креветку. После чего одевается, и мы возобновляем восхождение.

Часть 19

– И это все? – спросит читатель. – Это все, что автор сподобился увидеть, – тории, ракушки, маленькую змейку и какие-то там камни?

Да, это так. Тем не менее я очарован. Эносима обладает невыразимым обаянием. Шарм острова смешивается с легкой жутковатостью, навсегда врезающейся в память.

Обаятелен не столько вид диковин как таковых, но переплетение и смешение бесчисленных тонких ощущений и мыслей – сладко-пряных ароматов моря и рощ, освежающего кровь живительного вольного ветра, бессловесного притяжения древних мистических замшелых построек, симпатии к паломникам, исполняющим свой человеческий долг, и безотчетного почтения, вызванного пониманием, что ты ступаешь по земле, слывущей священной больше тысячи лет, вызванного видом ступеней, истоптанных до бесформенного состояния бесчисленными парами ног многих канувших в прошлое поколений.

Неизгладимый след оставляют и другие впечатления: первый взгляд на столицу перламутра сквозь вуаль легкой дымки, переход на ветру к милому острову по бархатному, глотающему звуки коричневому песку, неземное величие гигантских бронзовых ворот, причудливая, ползущая в гору, сказочная улица с изящными коньками крыш, четкие тени воздушных балкончиков, шевелимые морским ветром цветные занавески и флаги с письменами-загадками, радужный