Мимолетные видения незнакомой Японии - Лафкадио Хирн

Есть еще впечатления от яркого дня, дня в земле богов, более величественного, чем летний день в наших широтах, от славного вида со священных зеленых холмов, зажатых между морем и солнцем, память о духоподъемном, как святыня, небосводе, небесах с прозрачными, как саван призрака, и чистыми, как белый свет, облаками, словно это и не облака вовсе, а сновидения или души бодхисатв, тающие, чтобы раствориться в голубой нирване.

К этому добавляет свое очарование Бэнтэн, богиня красоты, любви и красноречия. Ее не зря также называют Богиней Моря. Ибо море – самый древний и красноречивый трибун, вечный поэт, исполнитель мистических гимнов, чей ритм сотрясает весь мир и чьи грозные слова не в состоянии постигнуть ни один человек.

Часть 20

Мы возвращаемся другим маршрутом.

Некоторое время узкая дорога петляет по извилистой долине между поросшими лесом холмами. Вся нижняя часть долины занята рисовыми полями, воздух пропитан прохладной влагой, слышна лишь монотонная перекличка лягушек, напоминающая непрерывный стук кастаньет. Рикша ведет коляску по верху неровной насыпи, разделяющей затопленные рисовые поля.

Когда мы огибаем подножие лесистого холма, мой японский друг подает рикшам знак остановиться, спешивается и указывает на синюю островерхую крышу небольшого храма, примостившегося на зеленом склоне.

– Стоит ли подниматься так высоко под жарким солнцем? – спрашиваю я.

– О да, – отвечает Акира. – Ведь это храм Кисибодзин, матери всех демонов!

Мы взбираемся по широким каменным ступеням, минуем сторожевых буддийских львов на верхней площадке и входим в маленький двор с храмом. Из соседнего здания выходит пожилая женщина с прицепившимся к одежде ребенком и отодвигает ширмы. Сняв обувь, мы входим в храм. Снаружи постройка выглядит старой и ветхой, но внутри нас встречает чистота и ухоженность. Июньское солнце, проникающее в храм через открытые сёдзи, освещает живописное нагромождение бронзовых предметов, изящных форм и всяких разноцветных вещиц: статуэток, ламп, картинок, позолоченных надписей, подвешенных свитков. В храме три алтаря.

Над центральным алтарем на загадочном золотом лотосе в позе Учителя восседает Амида Будда. На алтаре справа сверкает ковчег с пятью миниатюрными золотыми ступенями, на которых рядами расположены маленькие фигурки. Одни сидят, другие стоят, выпрямившись во весь рост, мужские и женские, – все они одеты как боги или даймё. Это сандзю байдзин – тридцать стражников. Внизу на фронтальной части алтаря – фигура героя, убивающего монстра. На алтаре слева – ковчег Матери всех демонов.

О ней сложена жуткая легенда. За какое-то прегрешение в прошлой жизни Кисибодзин родилась демоном, пожирающим собственных детей. Но учение Будды спасло ее, она стала божественным существом, любящим и защищающим малышей. В Японии матери молятся ей о здоровье своих деток, а жены просят даровать им прекрасных сыновей.

У Кисибодзин[21] красивое женское лицо, но странные глаза. В правой руке богиня держит цветок лотоса, левой прижимает к полуобнаженной груди завернутого в складку одежды голого младенца. У подножия алтаря стоит Дзидзо-сама, опирающийся на сякудзё. Алтарь и скульптуры на нем еще не самая яркая часть внутреннего убранства храма. Высоко над алтарем к туго натянутым между бамбуковыми шестами веревкам привязаны десятки, нет, сотни красивых разноцветных маленьких одежд для грудных детей. Большинство сделаны из дешевой ткани, потому что их принесли в знак благодарности очень бедные женщины, сельские матери, чьи молитвы достигли ушей Кисибодзин.

Вид этих крохотных платьев, наивно рассказывающих истории радости и боли, маленьких кимоно, скроенных и сшитых терпеливыми руками смиренных матерей, неотразимо трогает душу, как неожиданное проявление всемирной материнской любви. Кротость простых сердец, засвидетельствовавших свою веру и благодарность, радует меня, точно мягкое прикосновение летнего ветерка.

Внешний мир как будто одним разом стал прекраснее, а свет ярче. Кажется, что лазурь вечного дня стала еще очаровательнее.

Часть 21

Мы пересекаем долину и выходим на главный тракт, настолько ровный и величественно утопающий в тени могучих деревьев, что мне чудится, будто я оказался в Англии, где-нибудь в Кенте или Суррее, однако иллюзию периодически разрушают какие-нибудь диковины: тории на вершине холмов со спускающимися к дороге ступенями, щиты с китайскими иероглифами или придорожный алтарь неизвестного божества.

Мне на глаза попадаются стоящие на обочине рельефные скульптуры – ряд плит под небольшим бамбуковым навесом. Я спешиваюсь, чтобы рассмотреть их поближе, полагая, что передо мной надгробия. Плиты настолько стары, что скульптуры почти потеряли свою форму, подножие заросло мхом, а лица фигур стали наполовину плоскими. Но я все же различаю, что это не хака, а шесть изображений одного и того же божества. Мой спутник подсказывает, кому они посвящены. Это Косин – Бог Дорог. Скульптуры бога настолько покрыты щербинами и коростой, что верхняя часть стала трудно узнаваема – все детали стерло время. Однако под ногами бога на нескольких плитах я различаю искусно высеченные из камня фигурки трех обезьян, игравших роль божьих посланцев. Какая-то набожная душа оставила перед одной из скульптур скромное подношение – нарисованных на кусочке дранки черного петуха и белую курицу. Как видно, дар был сделан очень давно, дощечка почти почернела, а рисунок пострадал от непогоды и птичьего помета. У ног скульптур не громоздятся камешки, как перед образом Дзидзо, о них, похоже, все забыли, и равнодушие поколений покрыло древних богов, растерявших своих прихожан, коростой.

Однако тут мой провожатый говорит: «Здесь рядом, в деревне Фудзисава, есть храм Косина».

Я, разумеется, хочу его посетить.

Часть 22

Храм Косина стоит в самом центре деревни, на площади, через которую проходит главная дорога. Деревянный храм очень стар, он некрашеный, ветхий и такой же серый, как все забытые и попорченные непогодой вещи. Мы долго не можем найти сторожа, чтобы он открыл двери. Да, вместо сёдзи здесь установлены настоящие двери, и когда их открывают, старые петли сонно скрипят. Снимать обувь необязательно – пол в храме не застелен циновками, он покрыт пылью и скрипит под непривычной тяжестью шагов. Все вокруг прогнившее, трухлявое, ветхое. На алтаре нет скульптуры – только символы синто, жалкие бумажные фонарики некогда ярких расцветок, нынче покрытые слоем пыли, да нечеткие надписи. Я вижу круглую раму зеркала, но самого зеркала в раме нет. Куда оно подевалось? Сторож объясняет, что, так как жрецы больше не живут в храме, зеркало могли ночью стащить воры, поэтому его вынули из рамы и спрятали. Я спрашиваю о статуе Косина. Сторож отвечает, что ее показывают только раз в шестьдесят один год, поэтому я не могу ее сейчас увидеть. Но во дворе храма есть другие статуи того же бога.