Последняя капля слезы - Габдулла Мухамедгарифович Тукай

бы строки пустые мои,

Если б ты отнимающей память мою не была.

Весна

Пиши, ясней пиши, перо, и пробуждайся ото сна,

Ведь на земле уже давно весна, лучистая весна!

Пиши, перо моё, пиши, хоть пару строчек напиши,

Чтоб на бумагу перешли волненья сердца и души.

Уже вокруг журчат ручьи весенней радостной поры,

Туман восходит над землёй, восходят синие пары…

Они сгущаются, как дым, и взору чудится тогда,

Что заволакивают мир туманы Страшного суда…

Льды воскресают и плывут, несомы чёрною рекой,

Дробясь, сшибаясь, рвутся вдаль, могильный позабыв покой!

Внезапно кажется тебе, что в судный час со всех концов

На сборище воскресших душ стремится войско мертвецов,

Что вдруг тряхнул рогами бык и Землю удержать не смог,

Что света божьего конец вдруг протрубил могучий рог,

Что все усопшие спешат к порогу Страшного суда:

Какие – в рай, какие – в ад, и неизвестно, кто куда!

Вселенную в зловещий час объемлют ужас и испуг,

Повсюду страшный шум и гам, перемешалось всё вокруг!

Природа в этот грозный миг теряет вид привычный свой,

Как на закате облака – даль стала жуткой и рябой…

Но вскоре истинный свой цвет находят небо и земля,

Готовь зерно, паши и сей, работай, душу веселя!

И солнце сеет с высоты лучи горячие свои,

И прояснился наконец печальный, тёмный лик земли.

В напрасной ярости зима уходит в стуже и снегах.

И шелковистая трава зазеленела на лугах.

Так обновляется всегда готовый к праведным трудам,

Так воскресает люд земной, чьи предки Ева и Адам.

Так с наступлением весны я размышляю ясным днём –

То о кончине я грущу, то восхищаюсь бытиём.

Младенец в колыбели

Как счастлив младенец, пока ему колыбель широка;

Для маленького паука малейшая щель широка.

Потом, доживая свой век, задумается человек:

Могила – весь мир, а кому такая постель широка?

Из Шиллера

Если дорог столь тебе я, знанья мне свои открой,

Поделись своей культурой, как сокровищем, со мной.

Ты же предлагаешь: «Хочешь, душу всю тебе отдам!»

Для чего твоя душа мне, что мне делать с той душой?

Бесталанному поэту

Впустую мельница кружится, зерно не мелют жернова, –

Напрасно пыжишься, бедняга, твоя поэзия мертва!

На свете много есть ремёсел, трудись иначе как-нибудь!

Своими грязными лаптями зачем ты топчешь чистый путь?

Пора уже тебе признаться в убогой немощи своей.

Ворона жалкая, о, разве ты можешь петь как соловей?

Не надевай поэта маску, видна отлично масть твоя.

Не хочешь без хвоста остаться – не суйся в клетку соловья!

Пара лошадей

Лошадей в упряжке пара, на Казань лежит мой путь,

И готов рукою крепкой кучер вожжи натянуть.

Свет вечерний тих и ласков, под луною всё блестит,

Ветерок прохладный веет и ветвями шевелит.

Тишина кругом, и только мысли что-то шепчут мне,

Дрёма мне глаза смыкает, сны витают в тишине.

Вдруг, открыв глаза, я вижу незнакомые поля –

И разлуку с отчим краем всей душой почуял я.

Край родной, не будь в обиде, край любимый, о, прости,

Место, где я жил надеждой людям пользу принести!

О, прощай, родимый город, город детства моего!

Милый дом во мгле растаял, словно не было его.

Скучно мне, тоскует сердце, горько думать о своём.

Нет друзей моих со мною, я и дума – мы вдвоём.

Как на грех, ещё и кучер призадумался, притих,

Ни красавиц он не славит, ни колечек золотых…

Мне недостаёт чего-то иль я что-то потерял?

Всем богат я, нет лишь близких, сиротой я нынче стал.

Здесь чужие все: кто эти Мингали и Бикмулла,

Биктимир? Кому известны их поступки и дела?

Я с родными разлучился, жить несносно стало мне,

И по милым я скучаю, как по солнцу, по луне.

И от этих дум тяжёлых головою я поник,

И невольно слёзы льются – горя горького родник.

Вдруг ушей моих коснулся голос звонкий, молодой:

– Эй, шакирд, вставай скорее! Вот Казань перед тобой!

Вздрогнул я, услышав это, и на сердце веселей.

– Ну, айда быстрее, кучер! Погоняй своих коней!

Слышу я: призыв к намазу будит утреннюю рань,

О Казань, ты грусть и бодрость! Светозарная Казань!

Здесь деянья дедов наших, здесь священные места,

Здесь счастливца ожидают милой гурии[8] уста.

Здесь науки, здесь искусства, просвещения очаг,

Здесь живёт моя подруга, райский свет в её очах.

В чём сладость?

Наслажденье? В чём, скажите, заключается оно?

Нам хорошего на свете много видеть суждено.

В чём же сладость? В том, чтоб крепко стан девический обнять?

Иль красавца иноходца что есть духу погонять?

Или в том, чтоб из бутылки пить огонь воды живой,

Чтоб шумел забвенья ветер над хмельною головой?

Или в том, чтобы удача стала спутницей в делах?

Или в том, чтоб стать известным, как почтенный старый шах?

Иль ишаном шмыгать в гости, угощаться здесь и там,