Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

состоялась встреча министров Франции, Великобритании и Италии в Стрезе. Присутствовал Муссолини, а также премьер-министр Великобритании Макдональд. Договорились поддерживать независимость Австрии и впредь противостоять одностороннему перевооружению Германии, которое ведет к краху Версальского договора. В то же время в МИД царили разногласия по поводу англо-французских и англо-советских отношений. Французское и британское правительства были не в лучших отношениях, словно супруги, между которыми еще сохраняется тесная связь, но уже имеют место измены и ссоры. В 1933–1934 годах Франция проводила более-менее последовательный политический курс, направленный на защиту от нацистской Германии; британцы лелеяли идею разоружения и урегулирования споров и считали французов нечуткими и воинственными. Ванситтарт заметил, что в некоторых кругах Великобритании Франция безусловно воспринимается как крайне дурной пример, впрочем, наблюдается и ответная неприязнь со стороны французов[827].

Британское Министерство иностранных дел против коллективной безопасности по-советски

После убийства Барту стрелка компаса французской внешней политики начала колебаться, что не ускользнуло от британского МИД. Читатели уже знают, что франко-советскому сближению активно препятствовал Лаваль с чиновниками французского внешнеполитического ведомства. Им помогал сэр Орм Гартон Сарджент, помощник постоянного заместителя министра иностранных дел. В январе 1935 года Сарджент подготовил длинную записку, в которой осуждал идею поддержки Великобританией Восточного пакта, так как, с его точки зрения, это был российский проект, обреченный на провал из-за протестов Польши и Германии. Литвинов стремился к заключению франко-советского союза. Франция, не получив должных гарантий безопасности от Великобритании, к тому же потеряв веру в поляков, «чувствовала, что обязана принять предложение России о сотрудничестве». Однако французов не удалось до конца убедить в «честности русских», равно как и в наличии у Франции и СССР спектра общих интересов, поэтому они хотели бы «по возможности избежать всеобъемлющих союзных обязательств, главным образом в силу понимания того, что этот союз может стать ударом для Великобритании и нанести ей обиду».

Сарджент полагал, что дальнейшая поддержка Восточного пакта играет на руку немцам, позволяя герру Гитлеру снискать сочувствие британской общественности. Он утверждал, что франко-советский альянс — это первый шаг к реставрации довоенного расклада сил. Данная перспектива настолько ужасна, что британское правительство будет настаивать на принятии Францией нового политического курса. «У нас, — отмечал он, — остались рычаги влияния на французское правительство, французы до сих пор придают большое значение британской поддержке и одобрению»[828].

Сарджент столкнулся с возражениями: вежливыми — от Ванситтарта, и весьма желчными от Кольера. Ванситтарт согласился, что необходимо искать альтернативу Восточному пакту, приемлемую для Германии, но был против того, чтобы британское правительство силой принуждало французов отказаться от альянса с СССР. «С нашей стороны разумнее всего хранить молчание. Конечно, мы не должны высказывать одобрение, но не должны и опускаться до нравоучений» [829].

Сарджент отмечал, что взгляды сотрудников МИД разнятся от отдела к отделу. Именно поэтому он написал меморандум, призванный примирить мидовцев друг с другом[830]. Случилось ровно противоположное: из-за меморандума закипели споры. Глава Северного департамента Кольер, Центрального — Уигрэм, Дальневосточного — Орд составили документ, в котором среди прочего рекомендовали британскому правительству заранее предусмотреть вариант с заключением франко-советского пакта о взаимопомощи[831].

«Меморандум — прекрасная и мудрая идея, — отмечал Ванситтарт в своем дневнике. — Мы ни в коем случае не должны думать, будто в том, чтобы обхаживать Россию, состоит исключительно французский интерес. Напротив, в этом во многом состоит и интерес Великобритании, и если мы хотим быть политическими реалистами сообразно требованиям непростого времени, то нужно всегда держать этот факт в уме»[832]. Сарджент пытался было нападать, но Ванситтарт его осадил. Да, признавал Ванситтарт, появление франко-советского союза нежелательно. «Но если это произойдет, нам нужно будет, как и из многих других событий в нашем несовершенном мире, извлечь из этого обстоятельства максимальную пользу»[833]. Кольер отказался подписывать компромиссный меморандум о непоощрении франко-советского соглашения. Дабы не складывалась тупиковая ситуация, Ванситтарт подписал измененную версию документа, нечто среднее между непримиримо противостоящими друг другу позициями Сарджента и Кольера (тяготеющее, впрочем, к позиции Кольера)[834].

Подпись Ванситтарта не положила конец спорам. Пока шла подготовка к визиту в Москву Идена, Сарджент, не будучи сторонником близких отношений с Советским Союзом, твердил: «Мы не станем потакать их преувеличенному ощущению собственной важности и не позволим думать, что они смеют диктовать, какую политику нам вести в отношении Германии»[835]. Сарджент почти исключал вероятность советско-германского сближения, которая немало беспокоило французов. Он заявлял презрительно саркастическим тоном: «это блеф», к этому «аргументу все время прибегает Литвинов, чтобы вывести французское правительство на чистую воду»[836]. Сарджент вновь заявил, что не приемлет возврата к довоенному балансу сил. Но, может, это лишь предлог для оправдания ненависти к СССР? «Да мы уже вернулись в ту самую эпоху баланса сил, — возражал ему Кольер. Сарджент не обращал внимания, подчеркивая, что британская общественность, вероятно, с недоверием воспримет идею слишком тесного сотрудничества с французским правительством в случае, если его внешняя политика будет диктоваться франко-русским союзом[837]. Французы «дали себя ослепить и одурачить русскими угрозами и обещаниями… Если России будет позволено диктовать Франции и нам условия для ведения дел в Западной Европе (а к этому все стремительно идет), можно попрощаться с идеей какого бы то ни было европейского урегулирования. Будем все свое время тратить на то, чтобы таскать каштаны из огня для господина Литвинова!»[838]

Сарджент резюмировал без всякой жалости: «Если мы… закроем Германии всякие способы вести экспансию на восток, где в конфликт с британскими или чьими-то еще интересами она вступит с наименьшей вероятностью, нужно готовиться к тому, что возрастет и давление Германии вниз по Дунаю». Посол Фиппс предупреждал об опасности натянуть слишком много «колючей проволоки» на востоке или юге, ведь тогда нацистский «зверь» будет рваться на запад. Сарджент согласился: «Никогда не мог принять за истину высказывание г-на Литвинова о “неделимом мире”»[839]. Литвинов, услышав такое, пришел бы в ужас, да и Майский тоже. Да и Сталин, при всем своем внешнем цинизме, тут бы наверняка рассвирепел. Но, очевидно, разглагольствования Сарджента дальше кулуаров не пошли. Он объявил, что британская общественность к союзу СССР с Францией отнеслась бы с «большой подозрительностью». Ванситтарт не скрывал раздражения: «Я тоже, да и, думаю, все мы». Но раз Германия упорствует, Великобритании придется строить коллективную безопасность «с Германией или без». «Другого пути нет, мы должны принимать вещи такими, какие они есть, должны принимать Европу такой, какая она есть, не выдавать свое представление о разумном устройстве мира