Беспокойные боги - Кристофер Руоккио

Я заговорил, но ответ пришел из-за моего плеча, из места, невидимого смертному глазу.

Ushara.

Там было сказано.

Ushara zirdol.

Я человек Ушара.

Я Ушара.

Когда она ответила, я понял. Рагама сказал, что она была создана, чтобы пасти звезды. Ее задачей было их обслуживание и управление, и она оставила ее, чтобы править Вайарту как королева. Как бог. Тем самым она восстала против своего хозяина, своего создателя, против самого Тихого.

Свет струился с лица Рагамы, с его рук, из каждой его поры. Он обжигал меня, обжигал ее, обжигал существо, прильнувшее к маленькому человечку, которого отец - который не был настоящим отцом - называл Адрианом.

Я чувствовал, как она ускользает...

...и сразу же понял, что не хочу, чтобы она уходила.

Я так многому научился у нее, так много видел в своих видениях... Так мало понял. Разве я уже не нуждался в ней? Несомненно, у этого фрагмента Наблюдателя в моем сознании было свое применение? Разве это не могло пригодиться в борьбе против сьельсинов? Против самой Ушары?

Это была рука, которую я почувствовал в своей? Холодная, с белыми костяшками, с шестью пальцами?

Я повернулся, чтобы увидеть ее лицо, эти черные глаза, эти рубиновые губы, эти волосы, похожие на вечернюю осень.

Я ничего не видел, не мог видеть ничего, кроме света, льющегося с лица Рагамы.

Я услышал голос. Два голоса. Двойной голос Рагамы, говорящий:

Trian am taba ol anozam tia?

Ты позволишь мне убить его?

Выбор.

Рагама предложил мне выбор.

Значит, это и было испытание? Неужели я еще не провалился?

Отказаться было бы так легко, раз уж на то пошло. Так легко остаться с ней. Умереть вместе с ней. Между мной и Судьей прошла тень, и я понял, что это тень ее волос. Ушара стояла между мной и Рагамой, ее руки обхватили меня - эти тяжелые белые конечности, ее грудь прижалась к моей груди, так что ее дыхание обдавало прохладой мою шею.

Мы падали, падали вместе - спутанные, как атомы в телеграфе.

Она защищала меня, я видел это отчетливо, защищала от света Судьи.

Как я мог позволить ей умереть?

Двойной голос заговорил снова, задавая тот же вопрос.

Trian am taba ol anozam tia?

Ты позволишь мне убить его?

"Да".

Минута слабости. Минута силы? Губы шевельнулись, потрескались, обожглись, раскалываясь от крови и боли.

Тень исчезла. Ее тень.

В одно мгновение она исчезла, а вместе с ней и свет.

И боль.

Я лежал на спине среди кабелей, змеившихся по полу, и смотрел сквозь потрескавшиеся и осыпавшиеся своды этого языческого храма на бледно-амарантовое небо. Звезды умирают, сказал Рагама.

Конечно, они умирают.

Они потеряли своего пастуха. По крайней мере, одного из своих пастухов.

Я сам, несомненно, умирал. Боль прекратилась, хотя память о ней осталась.

Ушара исчезла. Ее тень, ее отпечаток, ее память. Та часть ее, которая попала в мой разум, поселилась в нем после битвы на Сабрате… та часть ее, которая преследовала меня все последующие годы, исчезла. Я улыбнулся, но это была кривая улыбка моей юности, и, как ни старался, я не мог изуродовать свое лицо так, как это делала она, не мог воспроизвести ее зубастую, демоническую ухмылку.

Она ушла.

Я снова мог двигать руками, хотя и боялся прикоснуться к своему лицу.

Тем не менее, я сделал это и почувствовал шрамы, оставленные когтями Дораяики.

Не было никакой боли - никакой новой боли - на старой, памятной плоти.

"Невозможно..." выдохнул я и закрыл глаза.

Сквозь веки пробился бледный свет, и, открыв их снова, я увидел фигуру женщины, стоящей надо мной. Ее платье сияло бледным огнем, а шнур, обвивавший тонкую талию, сплетен из серебра, и серебряными были ее волосы. Но на гладком фарфоровом лице не было и следа возраста. А ее глаза...

"Рагама?"

Она задорно рассмеялась и, согнувшись в коленях, протянула мне руку. "Я сама по себе, Дитя Земли".

"Ты изменилась", - сказал я, не принимая предложенную руку.

"Нет, не изменилась", - ответила она. "Я больше, чем ты можешь увидеть. Ты подобен существу, плавающему на поверхности бассейна. Раньше я лишь погружала один палец в твои воды. Теперь я погружаю другой".

Ее рука все еще была там, ожидая меня. Ее улыбка была подобна солнцу.

Я сел сам, волосы упали мне на лицо. "Кто ты?"

"Я уже говорила тебе", - сказала она. "Я из тех, кто сдержал свою клятву".

"Какую клятву?" спросил я.

"Ту же, что и у тебя", - ответила она.

"Но раньше ты говорила, что я не сдержал свою", - напомнил я. Оттолкнув ее руку, я встал, вспоминая огонь ее прикосновения.

"Ты оставил свою работу незавершенной", - сказала она, разглаживая перед своего светлого платья.

Вспышка прежней ярости Марло расцвела во мне, и я приблизился к ней на шаг. "Меня убили!" воскликнул я, сжимая руки в кулаки. "Я был бы мертв, если бы не ты!"

Совершенно невозмутимая, женщина в белом ответила: "Ты уже сошел с пути. Двести лет ты потратил впустую в лени. Скольких еще можно было бы спасти, если бы ты не оступился?"

"Я потерял все!" взревел я.

"Не все!" - ответила Рагама. "Ты не все потерял, даже сейчас".

"Даже сейчас?" спросил я, снова подавшись вперед. "Ты хочешь сказать… что я могу вернуться? К своему народу? В свое время?"

"Если пройдешь испытание", - ответила Рагама.

Мое сердце заколотилось. "Что за испытание?"

"Ты так и не ответил на мой вопрос", - напомнила она.

"На какой вопрос?"

"Кто он?" Рагама улыбнулась. "Я бы хотела услышать твой ответ, а не ответ моего брата".

"Твой брат..." Я оставил в стороне тот факт, что Ушара была женщиной, как и то, что сам Рагама носил форму женщины. "Ты сказала, что ты не одна из них".

Улыбка озарила лицо Рагамы, как рассвет, и, смеясь, она откинула голову. "Это не так!" - ответила она, звук ее смеха был сладкой музыкой. "Мой брат когда-то был одним из нас, а не наоборот".

"Но вы одной расы?" - спросил я. "Одного народа?"

"Тебе не сказали?" Спросила Рагама, пристально глядя на меня. "Я вижу в тебе память". Она положила руку на край одной прогнившей скамьи, и когда она это сделала, я почувствовал знакомую боль в глубине глаз, боль от соприкосновения разума с разумом... ощущение, как чьи-то глаза ползают по мне, по моей коже, по моим воспоминаниям.

Я отпрянул назад.