За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

19/XI – 31 г. Слушали: пьесу “Мольер” Булгакова. Постановили: Художественно-Политический Совет Большого Драматического Театра считает невозможной постановку в театре пьесы Булгакова “Мольер” по следующим мотивам: 1) “Мольер” Булгакова является поверхностной, неглубокой пьесой о жизни, личных переживаниях и трагической смерти писателя и актера Мольера. 2) Пьеса не отражает подлинной, исторической сущности мольеровской эпохи, в ней нет показа классических сил, действовавших на исторической арене того времени, нет борьбы нарождающегося класса буржуазии против абсолютизма и духовенства. 3) “Мольер” Булгакова ни в какой мере не показывает даже Мольера как борца, бичующего в своих сатирических произведениях ханжествующий клерикализм… Считая, что в репертуаре театра должны иметь место показы художественно ценных произведений классиков, имеющих не только литературную значимость, но и отражающих социальные сдвиги и классовую борьбу на отдельных этапах исторических эпох, предшествующих нашей, причем не должно иметь место механическое перенесение содержания пьесы на сцену, а необходимо критическое освоение и подача содержания в свете марксистской диалектики. Одновременно с этим в репертуар театра должны быть включены также пьесы современной драматургии, освещающие исторические проблемы большого значения (напр. “Робеспьер” – Раскольникова). Художественные и литературные достоинства “Мольера” Булгакова и его ценность, высококачественный материал для работы актера не может являться решающим моментом к постановке пьесы “Мольер” в ГБДТ. Председатель ХПС – Горенбург. Секретарь ХПС – Белобородов».

Любовь Евгеньевна хохотала:

– Ну, теперь и Мхатушка-батюшка от ворот поворот даст! Хорошо хоть, ты догадался безвозвратные авансы там и там обозначить. А если бы не я, Мака так бы и подписывал, не глядя.

– А что, – усмехался в ответ Мака, – четыре аванса за осень, почти шесть тысяч рубликов получили. Ни вахтанговцы, ни Красный театр больше не звонят, чтобы вернули. Так бы раз в месяц заключать договора, получать аванс, и пусть потом не ставят, жить можно припеваючи. Но ты подумай, каков Рувимка! Запрет состоялся в середине ноября, а он мне только сейчас, в середине марта, сообщает! Через четыре месяца.

– Не хотел быть переносчиком дурных известий, – защитила Шапиро Любовь Евгеньевна. – Думал, вдруг ты внезапно околеешь, с него и взятки гладки.

– М-да… – задумчиво произнес Булгаков. – Человек смертен, но это бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

– Прекрасная фразочка, – похвалила жена. – Вставь ее обязательно куда-нибудь.

– Пожалуй, – согласился он. – Непременно вставлю.

Инсценировку «Войны и мира» он начал накануне Нового года и довольно быстро ее выполнил, хотя всем врал, что работа над Толстым оказалась самой мучительной в его жизни и он теперь не может без содрогания смотреть на ту полку, где у него стоят книги Льва Николаевича. Да уж, да уж! Новогодние и рождественские праздники, потом присутствие на репетициях во МХАТе, и одновременно он в конце декабря сел инсценировать «Войну и мир», а уже в конце февраля отправил в БДТ.

Когда он прочитал толстовскую инсценировку жене, та простодушно объявила:

– Ну, Мака, ты и болвака!

– В смысле?!

– Ну как тебя угораздило начать пьесу с того, что Пьер Безухов расправляется с Анатолем Курагиным, после того как тот провел шуры-муры с Наташей? Я бы на месте зрителя сразу встала и ушла. Спросила бы: «А почему не предупредили, что это со второго тома начинается?»

– Причем не просто со второго тома, а с конца второго тома.

– Еще хуже. Зритель скажет: «А где первый том и начало второго? Что за лажа такая?»

– А ты хочешь, чтобы на каждый том по отдельному спектаклю?

– Почему бы и нет? А то ты отстриг у романа ноги по самое сижу, получите инвалида. Дальше это «Господи, помилуй». Целая сцена, как молятся, минут на десять. Ты бы взял вообще и литургию инсценировал. Пасхальную. В Реперткоме все бы с ума посходили.

– Тут да, ты права, пожалуй…

– А я всегда права. Ты разве не замечал этого? Все эти «паки, паки, иже херувимы» выкидывать надо.

– Хотя бы подсократить…

– Французские фразы. Их кто переводить будет? Или ты думаешь, пролетарий, пришедший посмотреть спектакль, идеально знает язык Мольера? Он возмутится: «Не понимаю ваши фуа-муа!»

– Надо подумать.

– А то, что там все за государя готовы умереть, чем твоя голова думала? Устрицами по десять рублей штучка? Да в Реперткоме решат, что ты им просто подарок решил сделать своей инсценировкой. Запретят намертво, да еще и «Турбиных» опять к черту пошлют. Сцена, где государь с дворянами такие лапочки, жертвуют всем ради Отечества… Ее бы лет двадцать назад поставить, так Николай Второй плакал бы от умиленья.

– Это точно! – засмеялся драматург, бичуемый женой, аки Иов.

– А Болконский? – продолжала жена Иова свою экзекуцию. – У Толстого кто главные персонажи? Андрей Болконский, Наташа Ростова и Пьер Безухов. Ну, Наташа есть, Пьер есть, а Андрея у тебя нету. Какой-то казак Лаврушка дольше беседует с Наполеоном, чем Андрей Болконский с другими персонажами. А еще какой-то Алпатыч, какой-то Дрон зачем-то, Карп там еще… Потом там Болконский лежит и рассуждает сам с собой, вот лежит и рассуждает. Ну смешно это, Мака!

– Ну, не знаю…

– Появляется Кутузов. На Бородинском поле. И огромная икона при нем. Да он еще по-французски сплошь разговаривает. Зритель ногами станет топать. Ты еще ему дыма побольше напусти для правдоподобности.

– А что, про дым ты хорошо подметила. Ремарка: «Сцена внезапно тонет в клубах дыма. Кутузов кашляет и матерится хуже пролетария».

– Вот видишь, тебе и самому уже смешно. Андрей Болконский у тебя появляется, в сущности, только для того, чтобы красиво умереть.

– А он и у Толстого, в сущности, появляется лишь для того, чтобы красиво умереть.

– Ну нет уж! Андрей Болконский – это Андрей Болконский. Его надо в пьесу добавить. А то он умирает, и его совсем не жалко. А вообще мне одна сцена сильно понравилась, когда Наташа велит вещи из саней вываливать и вместо них раненых сажать. Я даже прослезилась.

– Это, пожалуй, самая социалистическая сцена и в самом романе у Толстого, – сказал Булгаков.

– Да, в ней смысл социализма, – согласилась Любаша. – Люди важнее богатств. Эту сцену надо оставить. А остальное переписать заново. Иначе будет полный «Адам и Ева», вот увидишь.

– Понял, учту, – угрюмо ответил Михаил Афанасьевич, решив, что спорить не стоит, и отправил инсценировку в Ленинград без исправлений.

Виноватый в измене и прощенный муж невольно становится на ступень ниже великодушной жены, она берет над ним покровительство, и либо он превращается в ее подчиненного, коего она поучает, как жить, либо рано или поздно восставший Спартак срывает с себя оковы и бежит на Везувий.

– Полюбуйтесь, Любовь Евгеньевна.

– Что это?

– Договорчик-с.

Она