За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

– А ты успел все переписать, как я говорила?

– Ни строчечки не поменял, о предобрейшая.

– И МХАТ берется ставить твой вариант «Войны и мира»?

– Ну не подделал же я договор, о премудрейшая.

Булгаковская Москва. Вахтанговский театр на Арбате

[Музей МХАТ]

– Или я спятила, или МХАТ, или весь мир! И что, за ту халтуру, которую ты мне читал, они и аванс выплачивают?

– Извольте увидеть советские денежные знаки. – И он высыпал перед нею кучу червонцев. – А теперь признаете, о прелюбезнейшая, что вы ни хрена не понимаете в драматургии?

– Я ничего не понимаю в этом мире, – горестно вздохнула Белозерская, будто муж ее не получил очередной солидный аванс, а продул в карты все деньги и ее в придачу, а также Бутона и Муку на шкурки. – Бедный Андрей Болконский!

Это была маленькая победа, Спартак подпилил оковы и чувствовал себя готовым к побегу. Вот только куда бежать? Влево или вправо? Вперед или назад? Вниз в преисподнюю или вверх в небеса?

Наступило лето. Однажды в июне в ресторане «Метрополь» он увидел Шиловскую. Они сидели и смотрели друг на друга с тоской. И он понимал, как сильно любит эту женщину и как несчастлив оттого, что не может быть с нею!..

Вовсю шел дачный сезон, и супруги Булгаковы могли позволить себе снять хорошенький домик на берегу речки с песчаным пляжиком. В начале июля Михаил Афанасьевич приехал в Москву в предвкушении чего-то очень хорошего. И предчувствия его не обманули. Только он вошел в квартиру на Пироговке, как раздался звонок. «Она!» – почему-то подумал он и, сняв трубку, ожидал услышать ее голос.

– Алло!

– Михаил Афанасьевич? – раздался мужской баритон. – Здравствуйте! Это Тихонов говорит, который Серебров, секретарь Алексея Максимовича Горького.

– Да-да? – взволновался Булгаков. Неужто к Горькому в гости позовут? А если позовут, это не просто так.

– Алексей Максимович просил передать вам наше предложение написать книгу о Мольере. Аванс, само собой, полагается.

– О Мольере? Да, собственно, это моя тема.

– Вот-вот, Алексею Максимовичу страшно понравилась ваша пьеса… Короче, можете вы приехать в Жургаз?

– Это на Самотеке?

– Правильно.

– Сейчас могу приехать.

– Замечательно! Жду!

Не она… Увы. Но тоже интересно.

Тихонов, писавший под псевдонимом Серебров, имел счастье жениться на секретарше Горького Варваре Шайкевич и даже удочерить дочь Варвары Васильевны от Алексея Максимовича, Ниночку. Вместе с Горьким он основал издательство «Всемирная литература» и заведовал им, а теперь еще и издательством «Academia». Приехав в Первый Самотечный переулок и найдя Журнально-газетное объединение, Булгаков встретился с Тихоновым и увидел глаза, полные любви.

– Алексей Максимович не только восторгался, но и ходатайствовал за вашу пьесу о Мольере в разные инстанции. Самому генеральному секретарю писал. Да-да, клянусь! Он считает, что вы отлично написали портрет Мольера, уставшего от неурядиц личной жизни и от тяжести славы. И хорошо дан король Людовик. Вот почему и возникла идея заказать вам книгу для будущей серии «Жизнь замечательных людей».

– Таковую уже издавал Флорентий Павленков. Помнится, – усмехнулся он, – мой отец смеялся, что первый том про Игнатия Лойолу.

– Никаких Игнатиев! Алексей Максимович затевает все заново, под иным, так сказать, углом зрения. Деньги получены немалые, – прошептал он последнюю фразу и дальше снова говорил громко: – Посланы предложения лучшим писателям, Ромен Роллан взял аж двоих – Сократа и Бетховена, Нансену заказан Колумб, даже Бунин согласен писать о Сервантесе. Луначарский впрягся в Бэкона, Тимирязев – в Дарвина. Дейч уже строчит про Гейне, Соболев – о Щепкине, Слетов – о Менделееве. Даже политические деятели заинтересовались, Каменев дал предварительное согласие на Чернышевского, а Зиновьев – на Карла Либкнехта. У вас есть шанс выпустить самый первый том, если вы быстро сдадите рукопись. Только представьте: книга номер один – Михаил Булгаков. «Мольер». Красиво! Аванс даем. – Тихонов, будто их кто-то мог подслушать, написал число из четырех цифр, первая – двойка. Михаил Афанасьевич чуть язык не проглотил от аппетита:

– Да я уже согласен, готов подписать договор. Только чур аванс возвращается лишь в случае непредоставления рукописи.

– Ну, или если вы вдруг предоставите рукопись не о Мольере, а о… мням-мням… о…

– Др-р-ракуле Задунайском, – страшным голосом подсказал Булгаков.

– Типа того, – захихикал Тихонов.

Вскоре договор был подписан, аванс получен и сразу же внесен в счет взносов за квартиру на несколько месяцев вперед, так что Любанга не успела даже заикнуться про автомобильчик. Удача перла из всех щелей. Договор на «Мольера» заключили на год, но перспектива выйти под номером один, даже раньше Зиновьева и Каменева, Барбюса и Бунина, щекотала его честолюбие, да и второй аванс, обещанный по представлении рукописи, отнюдь не помешал бы. Квартиру в Нащокинском обещали сдать уже к концу года, а ее ведь нужно будет отделывать, обставлять мебелью, денег понадобится куча. О боже! Неужто наступит день, когда он переселится из чужого сырого первого этажа Пироговки в полный света и воздуха свой собственный верхний этаж в Нащокинском?!

Куй железо, пока горячо! И он забурился в работу, как давно уже не вгрызался в нее. Любанга со своим зоопарком довольствовалась дачной жизнью, завела новых знакомых, которые вполне ее развлекали, а он наведывался туда раз в неделю на пару дней. Нюша тоже обитала там, и на Пироговке он наслаждался одиночеством.

Начать следовало необычно, и он представил, будто машина времени перенесла его на триста десять лет назад в Париж именно в ту минуту, когда акушерка справлялась со своей работой… Вот только бы и в самом деле заполучить машину времени и устремиться в 1622 год с перспективой путешествия по всем остальным годам жизни своего героя, а то ведь материалов – кот в сапогах наплакал!

Пришлось снова стать завсегдатаем Публбибла имени Ленина, закалять зад долгим сидением, ведь, когда он работал над пьесой, ему не нужно было писать о детстве и юности своего героя, он у него появлялся уже ближе к закату. Опять эти Цебрикова, Барро, Фриче, Ташро, Вайсс, Моренгольц, Шнееганс, Ляфенестр, Донне, Мишо…

– Быть не может! Неужели снова Мольер? – почудилось ему, что давно не слыханный голос с волнением произнес эти слова. И простонал отодвигаемый стул, и пахнуло головокружительным «Герлэном», и он, подумав, что сошел с ума, вскочил со стула:

– Это ты?!

– Я не могу жить без тебя, – выдохнула она из себя.

– И я! – воскликнул он, вернулся на стул, схватил ее руки, прижал их к губам. – Я не могу жить без тебя!

– Пойдем отсюда скорее! – задыхаясь, сказала она.

– Скорее! – задыхаясь, ответил