За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

– Ведь ты дал клятву не искать со мной встреч, он имеет право застрелить тебя как нарушителя клятвы.

Полковник ответил коротко: «Согласие дам, но знайте, гражданин Булгаков, что делаю это не ради Вас, а ради Елены Сергеевны». Лаконизм и тон письма показались Михаилу Афанасьевичу оскорбительными:

– Ни здравствуйте, ни до свидания. Словно перчатку бросил.

– Но главное, что согласен! – успокаивала Шиловская. – Да, собственно, у него уже и не было выбора. Все это время, с тех пор как мы расстались с тобой, мы жили с ним, как чужие. В разных комнатах, мало общались, да и то лишь ради того, чтобы дети не огорчались. Он понимал, что прежней жизни не восстановишь.

– А если бы я умер?

– Но ты, слава богу, не умер.

Его все-таки прожигал один вопрос, но задать его он так и не решился. Счел бестактным. Время от времени жгучий этот вопрос вставал в его сердце, но он со злостью отпихивал его, и вопрос падал из сердца вниз, куда-то в почки.

Семь с половиной лет назад, когда они с Любовью Евгеньевной стали жить вместе, то поселились во флигеле дома в Чистом переулке, бывшем Обуховом, а ближайший загс располагался в трех минутах ходьбы – в переулке с кладбищенским названием Малый Могильцевский.

– Что ж, брак – это могила для двоих, – смеялась Белозерская, ставшая тогда в этом переулке Булгаковой.

Теперь здесь же они оформили развод. Сотрудница загса, ярая поклонница драматургии Булгакова, обстряпала дело быстро.

Все развивалось стремительно. 1 сентября состоялся их люкс в «Метрополе», а через четыре дня вернувшийся из командировки полковник потребовал от писателя явки к нему на ковер, а точнее – на квартиру.

– Сохраняй полнейшее спокойствие, и все будет хорошо, – дала совет Елена Сергеевна. – Ничто не действует на него так сильно, как холодное презрение.

И Михаил Афанасьевич, заходя в квартиру человека, которому принес несчастье, держался так же, как на той знаменитой фотографии в монокле. Старался даже не замечать гигантских размеров полковничьего жилья и великолепной обстановки.

– Войдите! – приказал Шиловский из глубин своего кабинета.

И Булгаков гордо вступил в сей кабинетище, ему бы такой же!

– Это вы, – не вопросительно, а утвердительно молвил Евгений Александрович. – Что же это, милостивый государь, дали клятву, а сами…

– Я клятву сдержал, – держа подбородок, как острие копья к своему собеседнику, гордо ответил Михаил Афанасьевич. – Встреч и контактов с Еленой Сергеевной не искал. Она сама вышла на меня. И мы объяснились, что оба не можем жить друг без друга.

Шиловский, доселе грозно сидевший, от этих слов побледнел и вскочил, его чудесные серые глаза источали черноту.

– Больше года могли друг без друга, а теперь не можете?

– Выходит так, милостивый государь. – И, собрав внутри себя весь имеющийся холод, Булгаков окатил им несчастного мужа. Это подействовало, но совсем не так, как должно было по прогнозам Елены Сергеевны. Шиловский дернул ручку ящика стола и выхватил тот самый револьвер, который уже выходил на сцену в первом акте трагедии. Выхватил, но не наставил дуло на врага. Произнес:

– Как бы мне хотелось разрядить в вас полный барабан!

– Товарищ комполка, – презрительно ответил писатель. – Вы служите власти, в основе идеологии которой марксизм. А Карл Маркс, насколько мне известно, хорошо выразился на сей счет, что исторические события повторяются, сначала они – трагедия, а во второй раз – фарс.

– Да, это Маркс, – растерялся полковник. – Но он цитирует Гегеля.

– Это неважно. К тому же я вновь пред вами безоружный, – ледяным голосом продолжил писатель. Браунинга он с собой, вопреки совету Банги, не прихватил. – Не будете же вы стрелять в безоружного. Дуэль? Пожалуйста. Дома у меня есть браунинг, и, должен предупредить, я из него уже убивал людей. Точнее, петлюровцев. А иначе вы выступите как палач.

Шиловский со внимательной ненавистью посмотрел на свой револьвер и злобно швырнул его обратно в ящик. С тоскою воззрился на Булгакова, и тому показалось, что бедный полковник сейчас бросится ему на грудь и зарыдает. Дрогнувшим голосом Евгений Александрович вымолвил:

– Вы держитесь достойно. И это заслуживает уважения. Прощайте, Михаил Афанасьевич. Я дам развод.

И тут победитель позволил себе вольность. Он вытащил из кармана монокль, вставил его себе в глаз, глянул на побежденного орлом, по-офицерски коротко поклонился и щелкнул каблуками:

– Честь имею откланяться.

С тем и ушел.

– Ты был неотразим, – встретив его в гостиной, шепнула Люся, сквозь полуоткрытую дверь кабинета наблюдавшая кульминационную сцену. А потом, когда они в очередной раз лежали в кровати гостиничного номера, она говорила: – Он пошел в атаку, но ты не занял оборону, а ответил на атаку атакой. Это было великолепно! Я полюбила тебя еще больше. Ты показал себя воином, готовым сражаться за любимую женщину. Я лично произвожу тебя в чин полковника! И – в моего рыцаря. Становись на ковер!

Обернувшись в плотное покрывало, как в тяжелую мантию, она схватила высокий напольный однорожковый шандал, лишила его свечи и использовала вместо меча:

– На колени!

Укутавшись в тонкое одеяло, посвящаемый встал пред ней на колени, и она, возложив рожок шандала ему на правое плечо, возгласила:

– Ныне совершаю посвящение дамуазо Мишеля де Бульгака в рыцари Ордена Любви и Верности. – Отставив шандал в сторонку, она приблизилась к новопосвященному и хлопнула его ладонью по макушке: – Sois brave, chevalier de Bulgac! Акколада закончена. Вас ждут жаркие схватки! – И, сорвав с себя облачение, она опустилась к нему в объятья.

О, это было счастливейшее время! Как раньше они находили преступное и греховное наслаждение в тайных полуподвальных встречах, так теперь они с необъятной радостью наслаждались свободой, когда все вокруг узнавали, что Булгаков-то, гляньте, что выкинул, увел красавицу-жену у героя Гражданской войны, комполка Шиловского, да мало того, намерен на ней жениться. И Елена Сергеевна похорошела и расцвела, даже помолодела и стала похожей на ту Леночку Нюренберг, которую знали лет двадцать назад.

– Не верю глазам своим! – восхищалась сестра Оля. – Ты снова та молоденькая лань, как до всех замужеств. Вот, гляньте на фотокарточку. – И она показывала фотографию, на которой Леночке лет восемнадцать, и она действительно подобна молоденькой лани, на секунду остановившейся, чтобы вновь броситься побегать.

Боже, какое это счастье ходить по улицам вместе, под ручку или полуобнявшись. Или держа друг друга за руки, чего никогда не делают мужчина и женщина, если они не вместе. Приходить в рестораны и театры и видеть,