Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

Суверенных Государств», в котором утверждалась полномочная делегация для подписания Договора из 13 человек, а также предлагалось доработать проект Союзного Договора. Тем самым фактически было высказано недоверие М. С. Горбачеву, пытавшемуся единолично решать этот вопрос. Проект Договора был отправлен на доработку, но М. С. Горбачев так ни разу и не собрал союзную делегацию. В июле Горбачев провел в Ново-Огареве целый ряд встреч по обсуждению изменений в Договор о Союзе Суверенных Государств. Датой его подписания было названо 20 августа.

Моими первыми соратниками в новом министерстве были начальник хозяйственного управления Юрий Александрович Благонравов и работавший с 1987 года заместителем начальника планово-экономического управления Минэнерго СССР по производству, ставший теперь одним из моих заместителей, Владимир Андреевич Джангиров. Владимир Андреевич прошёл путь от дежурного инженера электростанции до заместителя управляющего Магаданэнерго. Многие годы работал на Дальнем Востоке заместителем начальника Главсеверовостокэнерго Минэнерго СССР. Принимал непосредственное участие в развитии и освоении энергетики Забайкалья, Дальнего Востока и Крайнего Севера.

Первым заместителем министра топлива и энергетики России, по моему представлению, был назначен Анатолий Тихонович Шаталов. Он работал на руководящих должностях на предприятиях и в учреждениях Министерства газовой промышленности СССР, а последние пять лет — в аппарате Бюро по ТЭК при Совете Министров СССР.

На должность своего заместителя по экономике я пригласил Анатолия Ивановича Барановского. Анатолий Иванович работал начальником Главного планово-экономического управления Минэнерго СССР, заместителем председателя Государственного комитета Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы.

С этим небольшим штатом я и начал работать на новой должности. Но за три месяца численность штата Минтопэнерго РФ была доведена до 50 человек, которые теснились, где только было можно. Когда заместитель Председателя Совета Министров СССР — председатель Бюро по ТЭК Л. Д. Рябев, оказывавший нам всяческую поддержку на непростом организационном этапе, выразил желание приехать в новое российское министерство, мне ничего не оставалось, как отшутиться:

— Нет у меня еще, Лев Дмитриевич, собственных апартаментов, чтобы достойно принимать высоких гостей! Ваш покорный слуга размещается пока в собственном кабинете заместителя министра энергетики и электрификации СССР.

В конце июля 1991 года было решено провести в Москве совещание руководящих работников всех энергосистем и аппарата Минэнерго СССР. Совещание открыл министр энергетики и электрификации СССР Ю. К. Семенов. Рядом с ним за столом президиума расположились заместители министра, председатель Бюро по ТЭК при Совете Министров СССР Л. Д. Рябев, другие должностные лица.

Я очень хорошо помню гнетущую, словно наэлектризованную, атмосферу зала, помню себя, сидевшего в этом зале в ожидании чего-то недоброго. Слышались выкрики: «Почему в президиуме нет министра топлива и энергетики России?» Юрий Кузьмич, выискивая меня бегающими глазами среди сидящих в зале людей, недоуменно воскликнул:

— Как это нет? Давайте пригласим нашего выдвиженца…

Я поднялся на сцену и сел рядом с Рябевым. По поведению Льва Дмитриевича я почувствовал, как резко изменилось его отношение к министерству топлива и энергетики России и происходящим демократическим преобразованиям. Из разговора с ним я понял: в самое ближайшее время в стране что-то должно будет произойти. В ходе совещания меня насторожило, что руководство Минэнерго СССР пытается исподволь давить на меня, как будто я был руководителем подчиненной структуры. Они никак не могли понять, что я стал министром — членом Правительства не той России, какой она была раньше, а новой, объявившей о своем суверенитете.

В 1991 году в Бюро по ТЭК при Совете Министров СССР была развернута интенсивная работа по подготовке текста Энергетической хартии, к которой привлекли и меня как министра России. При обсуждении проекта документа я выразил мнение, что Россию нельзя рассматривать только как ресурсную страну, что данная хартия должна быть дорогой с двусторонним движением: не только обеспечивать доступ Запада к нашим ресурсам, но и России — к ресурсам Запада. Экономические отношения между Востоком и Западом, на мой взгляд, должны быть взаимовыгодными. Мое мнение было учтено, и в документе появились формулировки, учитывающие стратегические интересы России.

Европейскому сообществу, как воздух, нужна была конструкция, которая бы гарантировала энергоснабжение на длительную перспективу. ЕС стремился определить внутренние правила взаимоотношений в сфере энергетики, но самое главное — прочно привязать к своему рынку основных поставщиков энергоресурсов: Россию, азиатские республики СССР, Алжир, Норвегию, Нидерланды. США Энергетическую хартию не подписали.

К сожалению, в 1991 году мало кто прислушивался к трезвым голосам по поводу печальных перспектив, с которыми неизбежно должна была столкнуться Энергетическая хартия. Тогда на повестке дня стояли другие, более неприятные вопросы…

В это сложное для страны время, когда шел процесс резкого ослабления власти союзного государства, когда со стороны союзных республик, уже ставших суверенными, предпринимались активные, больше похожие на таран, действия, направленные на окончательное разрушение СССР, когда КПСС, из которой демонстративно вышел близкий соратник Горбачева Э. А. Шеварднадзе, явно утрачивала свою прежнюю организующую роль в связи с вступившим в силу Указом Президента СССР «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР», Президент СССР М. С. Горбачев вдруг решил выехать 4 августа 1991 года на свою крымскую дачу на отдых. Во время проводов перед вылетом в Форос Горбачев сказал своему вице-президенту Г. И. Янаеву: «Ты остаешься на хозяйстве». Такое поведение президента трудно объяснить простой человеческой логикой. Задача исследователей — установить истинные причины и цель отъезда Михаила Сергеевича из Москвы именно в этот период. Ведь здоровье, как он впоследствии неоднократно заявлял, у него было хорошее.

Наступило утро 19 августа 1991 года. Это был понедельник, великий христианский праздник Преображения Господня на горе Фавор. В Евангелии от Матфея сказано: «…взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна… и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как Свет». Этот день на Руси совпадал с концом летних крестьянских трудов, в храмах освящались плоды, а потому он известен еще как Яблочный, или Второй спас. По всем телевизионным каналам играла классическая музыка. Настроение у меня было бодрым. Я радовался началу рабочего дня, который сам должен был наполнить содержанием, сделать что-то стоящее.

Накануне я подписал приказ о создании Российского государственного газового концерна Газпром и о назначении Виктора Степановича Черномырдина его руководителем, а Рема Ивановича Вяхирева — главным инженером. Это был один из первых важных практических шагов Министерства топлива и энергетики России на пути выполнения первостепенной задачи, состоявшей в том, чтобы вывести все активы и все имущество предприятий, расположенных на территории РСФСР, из-под юрисдикции союзных министерств, объединенных в топливно-энергетический комплекс. Суверенная Россия объявляла: все, что находится на ее территории, является ее собственностью.

На мой взгляд, самой удобной