Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

— Все, закрываемся на ключ. Если приедут арестовывать — дверь не открывать! — заявил я безапелляционным тоном.

Потом я объяснил Тамаре, почему нам нельзя ехать в Архангельское: ведь там — внук и дочь, и их не следовало пугать возможными арестами. Очень часто обстоятельства жизни представляются нам пленом, когда кажется, что идешь между рекой и пропастью. Чтобы не соскользнуть в поток и не свалиться в бездну, нужны мощные крылья. Почти каждая человеческая душа имеет два таких крыла: одно символизирует независимость, другое — беспристрастность. Не всем известно, что независимость — прерогатива частного лица, а не государственного мужа. И не все понимают, что беспристрастность — это редкая способность мыслить категориями истории и философии. Я не знаю, какая мера самопожертвования требуется для того, чтобы обрести независимость, но уверен, что нужно обладать железной беспристрастностью, чтобы ее сохранить.

Однажды для каждого человека и для каждого народа настает момент выбора. Вот и для меня наступило время, когда такие слова, как «родина», «дом», «патриотизм» необходимо было наполнить своим смыслом и познать заложенную в них тайну. Не сделав этого, нельзя было остаться человеком, гражданином страны, членом семьи. Только такая деятельность ума, словно перед дальней дорогой увязывающая в один узел все предыдущие и нынешние этапы жизни, и может вывести на нужную дорогу. На ту дорогу, которая ведет к Божьему Граду, то есть к каким-то обязательно необходимым каждому человеку метафизическим понятиям и представлениям.

Утром 20 августа я вновь приехал на работу. Стояла необычная тишина. Вокруг Дома правительства сформировалось кольцо оцепления. В половине девятого утра мне позвонили заместители Председателя Совета Министров РСФСР Михаил Дмитриевич Малей и Игорь Трифонович Гаврилов. Михаил Дмитриевич с 21 ноября 1990 года занимал должность председателя Государственного комитета РФ по управлению государственным имуществом. Они просили меня срочно приехать, чтобы решить проблему бесперебойного обеспечения электричеством Дома правительства.

Мои попытки пробиться туда сначала не увенчались успехом: меня не пропускали через многослойное живое кольцо оцепления. Не помогло и удостоверение заместителя министра энергетики и электрификации СССР: ведь оно было «с Кремлем». Меня чуть ли не в загривок погнали прочь. Я пытался убедить «защитников»:

— Я министр России!

— Где удостоверение?

— Да не успел я получить удостоверение — ездил по командировкам!

Не помогло. Тогда решил пробиваться, как участник живого кольца, и минут через двадцать пробрался к подъезду № 20, откуда смог, наконец, заказать пропуск. Когда я доложил о своих трудностях из-за отсутствия удостоверения министра России, мне моментально выписали «историческое» удостоверение министра топлива и энергетики РФ. Полученное 20 августа 1991 года, почти в боевой обстановке, на баррикадах, это удостоверение я храню как бесценную реликвию.

В кабинете Малея мы обсудили способы и схемы сохранения энергоснабжения Дома правительства при различных сценариях развития обстановки. Я приступил к реализации этого задания.

Когда я вернулся в свой служебный кабинет, ко мне вбежал заместитель министра энергетики и электрификации СССР по кадрам Валерий Иванович Коробов:

— Скажите, пожалуйста, обслуживающие вас по штатам Минэнерго СССР помощник и секретарь-машинистка еще не уволены?

— Нет, они по-прежнему работают.

— Мы их увольняем! Это требование министра энергетики и электрификации СССР Семенова.

Уже через полчаса был подписан приказ об освобождении двух этих сотрудников от должностей в составе Минэнерго СССР, поскольку они работали в аппарате министра топлива и энергетики РСФСР.

Я позвонил начальнику ЦДУ ЕЭС СССР Федору Яковлевичу Морозову и главному инженеру Анатолию Андреевичу Окину с просьбой выдать мне, министру топлива и энергетики России, чертежи энергоснабжения Дома правительства. В ЦДУ меня никто не захотел слушать. Дело в том, что 20 августа утром Юрий Кузьмич Семенов вернулся на свое рабочее место из отпуска, который он проводил в Финляндии. Всем своим поведением «ЮК» четко демонстрировал поддержку ГКЧП. Его позиция оказывала влияние на часть подчиненных ему руководителей структур Минэнерго СССР.

Тогда я обратился в Мосэнерго. Руководителя РЭУ Мосэнерго Нестора Ивановича Серебрянникова в Москве не было: обязанности управляющего исполнял главный инженер Игорь Тимофеевич Горюнов. Я позвонил ему и директору Московской кабельной сети Анатолию Яковлевичу Свистунову и пригласил их к себе в кабинет. Я задал им только один вопрос:

— Я обращаюсь к вам, как министр России. Намерены ли вы в это сложное время поддерживать Правительство России и содействовать лично мне в работе?

— Намерены! — ответили они, не задумываясь.

— Тогда везите чертежи и схемы энергоснабжения Дома правительства! — распорядился я.

Мы все стремимся больше знать друг о друге, что не совсем правильно. Лучше чувствовать друг друга, не тратя лишних слов. Это позволяет уделить больше времени глубокому распознаванию внутреннего мира человека, оценке его основополагающих качеств, что крайне необходимо в кризисных ситуациях.

Когда Игорь Тимофеевич и Анатолий Яковлевич вернулись со схемами в Министерство топлива и энергетики РСФСР, я поставил им задачу обеспечить энергоснабжение правительственного здания. Хотя ТЭЦ–12, откуда подавалась к нему электроэнергия, охраняли танки, и обжигающее дыхание лернейской гидры прошлого, выпущенной из своего болота путчистами, казалось устрашающим, мы знали, что второй кабельный ввод шел от распределительного устройства, находившегося на площади имени Маяковского. Лидеры ГКЧП даже не представляли, какие объекты энергетики надо было охранять. Что может сделать тупая сила против знающего специалиста? Не зря ведь много тысяч лет назад среди приматов победили те, у кого было больше серого вещества, а не мускулов.

Электричество в кабинеты власти новой России с этого момента подавалось бесперебойно, а библейские слова «Да будет свет…», вынесенные в заголовок этой книги, в своем символическом значении могут быть истолкованы, как пожелание надежды на скорейшее преображение старого уклада нашей жизни в новый, более совершенный уклад.

В пять часов вечера мне нужно было снова вернуться в Дом правительства, чтобы поговорить со своим заместителем Евтушенко. В начале шестого я был уже у двадцатого подъезда. Что такое? Все куда-то бежали сломя голову. Мне навстречу попались Гаврилов и Малей: «Анатолий Федорович, — кричали они, — смывайся! Сейчас омоновцы будут захватывать здание! Уезжай скорее из города!»

Силаева к этому времени на работе уже не было. Все бежали в бункер. Я некоторое время стоял в раздумьях: «Куда бежать?» На этажах стояли вооруженные люди, у окон лежали мешки с песком, по коридорам сновали какие-то фигуры в камуфляже. Поднявшись к своему заместителю, я спросил его:

— Что будем делать? Куда поедем?

К шести часам вечера 20 августа народ внизу рассосался. Оставшимся на ночь в оцеплении представители каких-то фирм раздавали чай. Какой верой должны были обладать эти безымянные «защитники Белого дома», чтобы ежеминутно подвергать себя смертельному риску! Отбросив в сторону свои житейские проблемы, они безоговорочно пошли вслед за человеком, открыто восставшим против коммунистических