Моя настоящая жизнь - Олег Павлович Табаков

снизилась. И уровень размышлений людей, имеющих современное образование, я бы сказал, много проигрывает уровню людей, заканчивавших школу двадцать-тридцать лет назад – просто по объему знаний, которые эти люди пропустили через себя и так или иначе «переварили».

Это очень серьезная проблема. Поэтому в Школе преподаются не только актерское мастерство и общеобразовательные предметы. Нашим ученикам производится мощная прививка культуры путем поглощения ими максимального объема прекрасного: и через музей Пушкина, и через Третьяковку, и через посещение Большого театра и Государственной филармонии. И, конечно же, через активное чтение хорошей литературы. Во всем этом я вижу немаловажную составляющую смысла существования нашего учебного заведения.

По закону об образовании курс набирается в количестве 24 человек, из которых примерно треть учеников – это девочки, а две трети – мальчики.

Большинство ребят-учеников – не москвичи и не питерцы. Есть парень с Камчатки. Когда были снежные заносы, он на пять суток опоздал – не мог вылететь в Москву. Вообще, в первые полгода пребывания в столице в головах приехавших из далеких российских уголков ребят явно происходят некие бурные революционные процессы. Но в этом-то и заключено их счастье: чем раньше человек, попадающий в Москву, практически на другую планету, адаптируется к новым условиям существования, тем лучше это для него. За тот период, пока мастер по речи избавляет человека от говора, происходит его адаптация к столичной жизни. Юные умы быстро все схватывают.

Обучение в Школе длится четыре года, и, скорее всего, выпускники ее будут поступать без экзаменов сразу на второй курс Школы-студии МХАТ, на благо которой это и затевалось. Школа рассчитана на 72 студента, по 24 человека на каждом из трех курсов.

В первом наборе, осуществленном в 2010 году, оказалось 23 человека. Не 24, а именно 23, хотя претендентов было больше двух тысяч. В тот раз не хватило дарований. Потому что для меня это вопрос принципиальный – брать только одаренных.

А дальше и для них, и для нас началось самое интересное. Регламент, с которым я ознакомил учеников Школы, что называется, не для слабонервных: занятия – с девяти часов утра до половины девятого вечера, затем час на постирку-поглажку и еще полтора часа чтения литературы. В основном русской. Два раза в месяц – коллоквиумы или семинары.

Алкоголь в Школе строго запрещен. Один-единственный случай нарушения запрета означает безоговорочное и моментальное отчисление, каким бы талантливым ученик Школы ни был. Кстати, от курения к третьему курсу все отказываются сами из-за серьезности физических нагрузок.

Поступившим было дано задание на лето, которое они должны были выполнить, находясь дома: собрать коллекцию наиболее смешных фамилий их родных регионов (на курсе набора 2010 года было только четверо москвичей), попытаться выступить в жанре «сам себе режиссер» – не обязательно с кинематографическими намерениями, а хотя бы с фотографическими. И, наконец, сделать пародию на самое отвратительное и пошлое, что есть в нашей действительности.

Жизнь наших учеников непривычно трудная и интенсивная для людей их возраста. Но если у человека есть настоящее дарование, такой образ жизни непременно даст свои результаты. В конечном итоге практически неизбежно наступят профессиональное возмужание и рост. Их катализатором является дебют на профессиональной сцене.

Занимаются люди в Школе побольше, чем в любых театральных вузах. Хотя время ежедневного общешкольного подъема 8:00, многие ученики просыпаются гораздо раньше и бегут заниматься в спортзал. Есть и такие, кто умудряется, вскочив в 8:30, переделать все свои утренние дела за полчаса. А с девяти утра начинаются общеобразовательные предметы. Время сценических дисциплин – мастерства, сцендвижения, танца и вокала – наступает позже. Со второго курса начинается работа над отрывками. С третьего – приближение к дипломным спектаклям, некоторые из которых вырастут из отрывков, а некоторые будут браться сразу целиком.

Отрывки мы начали с «Пастуха и пастушки» Виктора Астафьева и нескольких сцен из пьесы «Валентин и Валентина» Михаила Рощина. Уже есть идея объединить в один спектакль всю трилогию Рощина, выбрав только те отрывки, в которых развивается любовная линия. То есть создание самостоятельных спектаклей не программируемо и не является не допускающей отклонений догмой. Но я, наверное, все-таки буду делать «Две стрелы» Александра Володина и «Билокси-Блюз» Нила Саймона. Вот тот репертуар, который «грозит» нашим ученикам в самом ближайшем будущем.

Одна-две роли в дипломных спектаклях будут исполняться взрослыми артистами, чтобы студенты почувствовали, каково это – работать на одной сцене с профессионалами. Причем одну и ту же роль по очереди будут играть разные люди: и Володя Краснов, и Миша Хомяков, и Юра Кравец, потому что каждый из них сделает все по-своему. И любому взрослому актеру такой опыт будет очень интересен.

Вначале дипломные работы будут показаны в самой Школе, а затем, если это будет того заслуживать, лучшие из них можно будет перенести на сцену Подвала. В 2013 году в подвальном театре начнется достаточно серьезный ремонт, если наконец будет построено новое здание театра на Малой Сухаревской. Конечно же, было бы разумно, естественно и последовательно, чтобы сцена Театра на Чаплыгина, 1а, была передана Школе.

Те ученики, которые будут мне нужны, выйдут на сцену рано и в зависимости от судьбы и фарта (а он в ремесле нашем играет значительную роль) будут приняты мною в труппу. Возможно, кто-то из них захочет продолжить образование в высшем театральном учебном заведении. Я не моделирую их дальнейший жизненный путь жестко. Но процентов на 70, ну, на две трети-то точно, это будет зависеть от их театральных дебютов. Как они себя покажут, так все дальше в их жизни и будет.

По итогам первого года обучения я отчислил семерых. Для людей это была настоящая трагедия. Кто-то прямо до зубовного скрежета пытался вернуться, но это абсолютно невозможно, так как отчисляются из Школы люди исключительно по профессиональным соображениям, а не каким-то иным. Девочка одна была отчислена потому, что ушла сниматься в кино без разрешения. Но что это теперь обсуждать…

Перед отчислением я привык говорить с людьми лично. С каждым я обязательно разговариваю отдельно. Говорю им правду, а это человеку бывает очень больно. Во всяком случае, не сказать правду – это тоже оскорбить, произвести подмену или назвать одно другим. Зачем же? Они ведь тоже понимают, на какой риск шли. Все ученики заранее предупреждаются мною о том, что они вступают на территорию, почти лишенную социальных гарантий. И что эта профессия – не профессия официанта, или юриста, или еще кого-то, кто сейчас востребован. Все по-честному, поскольку они об этом предупреждены. Нет, Школа эта – чистилище, где отбирается материал человеческий.