Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

второй неделе поста) уехал в Севастополь. Остановился в Херсонесском монастыре; осматривал город, соборы, места бывших побоищ. В пятницу уехал на пароходе. Имею стороннее сведение, что он доехал благополучно.

Прошу Ваших молитв».

16-го числа, светлый день Христова Воскресения.

От 14-го числа писал мне из Москвы А.В. Симанский:

«Считаю для себя приятным долгом поздравить Вас с наступающими великими праздниками и пожелать Вам от себя и жены полного здоровья и спокойствия. Мы всю службу страстной недели проводим по-прежнему в церкви всегда нам памятного и приятного Саввинского подворья, куда в среду прибыл вновь назначенный во епископа отец архимандрит Алексий, настоятель уже Саввинского монастыря, в мире известный Вам Лавров-Платонов. При встрече его в храме он произвел на всех предстоящих весьма приятное в пользу свою впечатление, как одаренный от природы благообразностию, так и в особенности счастливою наружностию, выражающею его внутреннее кроткое и сердечно-религиозное настроение. Одним словом, по общему говору, на первый раз оказался он для всех симпатичным. Теперь совершает все службы сам, и потому постоянное соборное служение.

Имею честь быть навсегда преданным и готовым к услугам Вашего преосвященства…»

18 числа получено было мною несколько писем с разных сторон и от разных лиц, родных, знакомых и друзей.

1-го июля получено было мною письмо от ректора Московской духовной академии протоиерея С.К. Смирнова. Вот что он писал мне от 28-го июня, на первый раз по назначении его на новую высшую должность:

«Усерднейше благодарю Вас за Ваше дорогое для меня приветствие с новым саном и новою должностию. Господь устроил дело – избрал меня, недостойного, на служение Святой Своей Церкви для меня неожиданно и непостижимо. Помолитесь о мне, да не явлюсь рабом неключимым.

Обстановка моей жизни с новою должности изменилась.

Сказано негде: и имущии жены, якоже неимущии будут (1 Кор. 7, 29).

Я живу в комнатах ректорских один, там и ночую, а питаюсь студенческими яствами. В праздники обедаю в семье, с которою видаюсь и в будни часа на полтора, и то не всякий день. К такому одиночеству я не был побужден указом Святейшего Синода, а сам почел необходимо нужным постоянное пребывание в академии, тем более что инспектор П.И. Горский живет в Посаде. Я скоро привык к новому положению и новой жизни; жена моя также не скучает, имея при себе семью. Что касается администрации, то семилетняя инспектура сделала меня уже довольно опытным в этом отношении.

Пребывая в Лавре, я познакомился с своим соседом, отцом наместником Леонидом. Но сблизиться с ним считаю неудобным, потому что это человек горячий, безалаберный и крайне неуживчивый. Он все ломает и ничего не созидает. В короткое время своего правления он успел со всеми переругаться».

10-го числа [ноября] получил я письмо из Москвы от А.Е. Викторова. Он писал мне от 6-го числа:

«Вашему преосвященству, конечно, давно известно о кончине приснопамятного бессребреника отца Агапита[542], но едва ли Вы знаете о судьбе оставшейся после него библиотеки, а потому и спешу поделиться с Вами сведениями, которые я на днях собрал по этому предмету. Оказывается, что отец Агапит предполагал подарить свою библиотеку Владимирской семинарии, но письменного завещания составить не успел, а потому после его кончины библиотека его и осталась в монастыре. Но преосвященный Иннокентий, снисходя к бедным родственникам отца Агапита, которым никакого после него наследства не осталось, велел отдать им его библиотеку. Родные разделили библиотеку на три части, и две из них увезены во Владимирскую епархию, а третья, самая лучшая, осталась в Москве и теперь распродается по частям. Случайно узнавши об этом, я поехал смотреть ее и прежде всего спросил, нет ли рукописей. Мне сейчас же подали четыре фолианта дополненной “Истории Российской иерархии”, именно исторические описания монастырей, но за эти фолианты просят 300 рублей, поэтому я сейчас же и отступился. Но тут я пришел к мысли, не захотите ли Вы купить что-либо из библиотеки отца Агапита, и потому взял листок почтовой бумаги и сделал из каталога выписки. Этот листок и посылаю к Вам».

На дружеское письмо это я не замедлил ответом, и вот что писал я от 12-го числа:

«Очень Вам благодарен за сообщение сведений о библиотеке, оставшейся после смерти отца архимандрита Агапита. Такова печальная судьба большей части библиотек нашей ученой братии. Боюсь, как бы и с моею библиотекою не случилось того же.

Хотел бы и я посмотреть рукописные фолианты, о коих Вы пишете. Может быть, я и приобрел бы их с некоторой уступкой, конечно, из назначенной цены. Переговоривши с владельцем рукописей об этом, напишите мне поскорее о результате переговоров.

Что скажу Вам о себе и о своих занятиях? Слава Богу, мое здоровье удовлетворительно, хотя вступаю уже на праг старости: в будущем марте исполнится 60 лет. Извольте принять это к сведению. Однако ж не без успеха продолжаю свою “Хронику”; довел ее уже до 74-го года.

Скажите, пишется ли на мою книгу о преосвященном Леониде критика, которою мне угрожали?

Ваш усердный богомолец…»

1-го декабря получено было мною два письма: одно из Костромы от преосвященного Игнатия, другое из Москвы от А.Е. Викторова.

Вот что писал мне от 27-го ноября преосвященный Игнатий:

«Может быть, для Вас небезынтересно будет, что я узнал о владыке Московском[543].

В последнее время здоровье его значительно поколебалось. Нередко бывает стеснение в груди, тупая боль в голове и затем иногда потеря сознания минут на 15 или на 20. Врачи находят vitium cordis и говорят, что, несмотря на всю видимую бодрость и свежесть маститого старца, mors может быть мгновенна. Особенно нехорошо было 13-го ноября. Владыка исповедовался; ночью было лучше, и 14-го на литургии в алтаре приобщился Святых Таин, чего прежде не имел обычая делать без священнодействия».

От 27-го же ноября писал мне и А.Е. Викторов:

«Послать к Вам рукопись “Истории иерархии” на просмотр продавец не соглашается, ссылаясь на то, что, пока рукопись будет путешествовать в Харьков и обратно, он может упустить случай продать ее, но на самом деле, очевидно, по опасению, что ее могут списать и она в таком случае может потерять в цене. Представленные мною резоны не помогли, и он сделал лишь одну уступку: что может для образца списать описание какого-либо монастыря и послать Вам. Что же до цены, то Виноградов твердит одно: триста рублей. Ясно, что человек еще не обдержался. Мне кажется, что пройдет полгода, и он как о цене рукописи, так и о ценах на книги, заговорит другим