Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

видя, как Вы его искренно любили, точно понимали и считали своим незабвенным другом. Все изложение Ваше так и дышит своею правдивостию, непритворною и нежною ласкою в обычной неофициальной переписке. Нам так было отрадно тотчас приобрести эту книгу у Ферапонтова[538], лишь только о выходе ее узнали, ибо, по совести скажу, не проходит дня, когда бы мы возлюбленного нашего усопшего в чем-либо не вспомнили, независимо от молитвы, которую приносим о нем Господу утром и вечером. Любовь наша и преданность великому иерарху была беспредельна, ибо Высокопреосвященнейший в свою очередь доказал нам свое расположение и внимание не один раз. Под его святительскими благословениями и добрыми советами не только словесными, но, при отсутствии нашем из Москвы, и письменными выросли наши дети – сын и дочь. Ему, и именно ему, обязаны мы во многом, что видим в них детей, глубоко преданных Церкви, нежно нас любящих и во всем, положа руку на сердце, могу сказать, благочестивых. 1-го декабря, накануне своего возвращения в Ярославль, владыка обедал у нас в доме. Могли ли мы думать, что прощаемся с несравненным и чудным нашим гостем навеки и увидим его чрез две недели во гробе, ибо все мы с своим семейством явились, разумеется, тотчас поклониться останкам вечной славы достойной памяти архипастырю и в том самом храме, куда за 5 месяцев тому назад он в первый раз вступал с крестным ходом 11 июля. Этому величественному входу я был очевидцем, ибо неожиданно, за час до прибытия в город горячо любимого владыки, я приехал в Ярославль, и он так был удивлен и порадован – видеть своего москвича, что сказал мне от души: “Я никогда не забуду этого вашего внимания”. Целый день до позднего вечера провел у него в избытке оказанного мне расположения и любви.

Извините, многоуважаемый владыка, что я так распространился своим письмом, но право, говоря о сильно любимом существе, я не могу остановить себя, тем более что знаю, что беседа моя с другом его теплого сердца».

На другой же день, 17-го числа, я отвечал на это, неожиданное для меня, письмо, и вот что было написано мною:

«Для меня весьма отрадно видеть в Вас и во всем Вашем семействе такое искреннее расположение, такую живую преданность к почившему в Бозе архипастырю. Не удивительно посему, что мои “Воспоминания” о нем возбудили в Вас не только удовольствие, но и слезы.

Если мне случится быть в Москве, я сочту за особенное удовольствие посетить Вас и познакомиться со всем Вашим семейством. Равно, если бы и вам довелось быть в Харькове или проезжать чрез него, покорнейше прошу не миновать меня: я Вам душевно буду рад. При личном свидании мы с утешением воспомянули бы нашего общего приснопамятного друга – святителя.

Призывая Вам и присным Вашим Божие благословение, с искренним благорасположением и преданностию имею честь быть Ваш усердный богомолец».

20-го числа получил я письмо из Москвы от нового Костромского владыки, бывшего преосвященного Дмитровского Игнатия, который писал мне от 18-го числа:

«Поспешаю довести до Вашего сведения, что, наконец, решено в Святейшем Синоде, что епископом Можайским и настоятелем Саввинского Звенигородского монастыря будет профессор Московской духовной академии архимандрит Алексий (Лавров).

Преосвященный Амвросий переименован будет во епископа Дмитровского с оставлением в прежнем Богоявленском монастыре.

В половине следующей недели думаю в свою епархию ехать, чтобы на пути в день Благовещения служить литургию в Лавре.

Из Костромы в апреле надеюсь, аще Бог изволит, к Вам писать. Благословите в путь покорнейшего слугу Вашего преосвященства Игнатия, епископа Костромского и Галичского».

На это братское послание не замедлил и я ответом:

22-го числа я писал его преосвященству, епископу Костромскому и Галичскому:

«Братски приветствую Вас на боговрученной Вам Костромской кафедре. Да благословит пастыреначальник Господь Иисус Христос новую самостоятельную деятельность Вашу на поприще архипастырского служения ко благу вверенной Вам паствы!

Слышу, что Костромская паства ожидала Вашего прибытия к ней с добрыми чувствами и благими надеждами, нет сомнения, что Вы вполне оправдаете эти надежды и осуществите благие чаяния костромичей».

15-го числа получил я письмо из Симферополя от преосвященного Гурия. Он писал мне от 12-го числа:

«За “Воспоминания” глубоко благодарю Ваше преосвященство. Три дня с большим усердием читал я эти воспоминания, и чем больше вчитывался, тем больше благодарил Вас. Много полезных мыслей – и Ваших, и чужих, Вами припоминаемых, приобрел я от этого чтения. Думаю, что и всякий, прочитавший воспоминания, не пожалеет о времени и труде и Вам не раз спасибо скажет.

В “Воспоминаниях” прочитал я в письме к Вам негодование преосвященного Леонида на Фаррара. В сочиненной им жизни Иисуса Христа Фаррар выразился о некоторых предметах (например, о Приснодевстве, об Евхаристии) по-протестантски. Покойный преосвященный Леонид удивляется этому. Грешный человек, я улыбнулся при этом удивлении. Да разве протестант может иначе выражаться? Всякое дерево приносит плод по роду своему. Но вот что удивительно: что протестант, хорошо знакомый с классическими языками, говорит совершенно не то, что писано в Евангелиях. Например, воины перебили (у распятых) “голени” а Фаррар говорит “колена”. Евангелист же говорит χελη, а не γονυ δχελη,, значит ту часть ноги, что ниже колена до ступни. Затем Фаррар утверждает, что воин ударил в бок распятого Господа “тупым концом копья”, а евангелист Иоанн пишет, что λογχη ενυξε, т. е. острием, маталлическою заостренною частию копья, а не тупою, что было бы δορυ. И в пояснение своей мысли приводит пророчество: воззрят нань, его же прободоша – εξεχεντηδαν– прокололи, а не пробили. Этому можно удивляться. Еще более должно удивляться тому, что наше “Православное обозрение” из этой Фарраровской книги напечатало у себя главу о чудесах Иисуса Христа[539]. Не раз прочитал я это измышление и всякий раз более и более удивлялся неразборчивости умного редактора[540]. Такую главу даже и протестанты не одобрят: это писал невер и насмешник! Негодование преосвященного Леонида совершенно естественно и законно. Когда я прочитал далее, что преосвященный Леонид бросил фарраровское измышление, то мысленно поклонился Владыке: вечная ему память!

Извините, преосвященнейший владыко, за отступление.

Мне хотелось показать, до какой степени я заинтересовался чтением присланной Вами книги. Прочту ее еще, может быть, и не раз в уверенности, что найду в ней много для себя полезного. Видно, что Вы жили с мыслию, со вниманием к себе и окружавшим Вас предметам. Тут есть чему поучиться.

Теперь о высокопреосвященном экзархе[541]. Он приехал ко мне в понедельник утром, прожил вторник, а в среду (на