Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

Жду благословения и доброго ответа с указаниями, отдать Нечаеву статью теперь или когда будет готово все; мне кажется, что можно теперь же.

Рукопись в цензуре у Степана Ивановича[519] и, вероятно, уже им прочитана».

Я не замедлил ответом на это письмо, и вот что писал я Александру Васильевичу от 18-го числа:

«Простите, если письмо мое огорчило Вас, но я не знал, чем объяснить Ваше молчание относительно моих тетрадей после того, как я, отправляя их к Вам, просил Вас без замедления уведомить меня о том, какое Вы сделали касательно их распоряжение.

Теперь мое недоумение разъяснилось. Обратимся к делу.

Свой литературный труд я окончил еще в половине апреля и ожидал только извещения от Вас, чтоб отправить к Вам следующие тетради. Теперь посылаю Вам еще 10-ть тетрадей. Остальные 18-ть вышлю, когда перечитаю и исправлю.

Между тем прошу Вас немедля прислать мне первые тетради, чтоб видеть, какие сделаны Вами и цензурою замечания и исправления и чтобы дополнить их новыми сведениями, заключающимися в моих письмах, которые Вами были мне присланы. Чем больше Вы и цензор будете делать в моей рукописи сокращений и исправлений, тем для меня будет спокойнее. Вы видите, в какое сравнительно короткое время какой значительный труд совершил я, не опуская между тем ни одного, даже малейшего, служебного дела, и потому неудивительно, если в этом поспешном труде для постороннего и беспристрастного взора окажется что-либо излишнее и неудобное для печати.

Что касается печатания моих воспоминаний, то я думал было печатать их в Харькове, под своим личным наблюдением. Впрочем, этот вопрос я окончательно решу тогда, когда вся рукопись моя будет Вами прочитана и цензурою рассмотрена. Тогда же речь будет и о портрете почившего владыки. Во всяком, однако ж, случае я желаю, чтобы издание было вполне достойно того лица, которому оно посвящается. О материальных издержках не может быть и речи: ради такого друга, каков был для меня преосвященный Леонид, у меня найдутся достаточные средства.

Впрочем, обо всем этом лучше бы нам переговорить с Вами лично, если Вы исполните свое обещание посетить меня.

В № 19 “Гражданина” на с. 487, между прочим, напечатано:

“Нередко приходится нам узнавать из иностранных газет отчеты о деятельности русских замечательных людей. Так, недавно мы встретили в одном английском журнале обстоятельное жизнеописание недавно скончавшегося епископа Леонида”.

Не известно ли Вам, в каком именно журнале напечатано жизнеописание преосвященного Леонида и кем оно составлено. Если известно, потрудитесь написать мне: я выписал бы этот журнал.

Р. S. Потрудитесь прислать мне вместе с процензированными тетрадями хотя один экземпляр фотографического портрета покойного Вашего братца для образца».

Жизнеописание епископа Леонида в английском журнале, по всей вероятности, принадлежит Гаррисону, пастору нижней церкви в Англии, прибывшему в 1876 году в Россию принять Православие и даже крещение, потому что крещен не был. 12-го числа декабря того же года он приехал в Ярославль к преосвященному Леониду и с ним 13-го числа отправился в Николаевский Бабаевский монастырь, где 15-го числа и был свидетелем кончины своего гостеприимного хозяина и сопутника[520].

17-го числа получено было мною письмо из Москвы от преосвященного Игнатия. Вот какие вести сообщал он мне от 15-го числа:

«Не прошло месяца, и уже третий архиерей вземлется от среды живых – Тверской. Погребение его совершено июня 13-го преосвященным Гермогеном, викарием Санкт-Петербургским. 10-го вечером владыка митрополит Московский получил телеграмму от первенствующего члена Святейшего Синода о том, чтобы преосвященный Никодим поспешил на погребение. Но, по тяжкой болезни последнего, сего невозможно было исполнить. Тогда выбор пал на преосвященного Гермогена. Меня же владыка не хотел отпустить из Москвы, чтобы не остаться одному.

Преосвященный Никодим очень опасно болен и, по отзыву Владимира Иваныча[521], безнадежен: отек легких. В некоторые часы он с чрезвычайным трудом и болезненностью может дышать; никого почти не принимает. Bсе его дела мне поручены. Владыка даже заводил речь о преемнике. Вчера был консилиум.

Вчера посетил меня владыка Подольский[522], отправляющийся в Святейший Синод. Окончил курс в 1853 году. С направлением серьезным и достойным уважения.

Отец Леонид уже утвержден наместником, хотя сие и несогласно с его желанием».

В ответ на это я писал от 19-го числа:

«Над Русскою Православною Церковию тяготеет ныне какой-то особенный гнев Божий: в минувшем году переселились в вечность семь архипастырей; не прошло еще и половины нынешнего года, как не стало уже четырех иерархов, да и еще двое близки к могиле. Бывало ли что-нибудь подобное в прежнее время?..

Жаль преосвященного Никодима: служить бы ему и служить.

Признаюсь, Ваше настоящее положение нелегко. Да подкрепит Вас сила Господня! Не пора ли уже Вам оставить древлепрестольный град и водвориться в каком-либо ином граде?

Разъяснились, наконец, наши взаимные с А.В. Краснопевковым недоразумения относительно его молчания. На днях я получил от него письмо, а вчера послал ему еще 10-ть тетрадей моих воспоминаний о преосвященном Леониде. Вероятно, он даст Вам их прочитать. Прошу Вас, как можно строже отнеситесь к моему литературному труду и все, что покажется Вам излишним, исключайте без всякой пощады. Не замедлю выслать в Москву и остальные 18-ть тетрадей.

Я ожидаю к себе Ярославского протоиерея А.П. Лаврова, нашего общего товарища по академии. Он будет в Киеве и по пути оттуда, быть может, заедет и в Харьков. От него я надеюсь немало получить верных сведений о покойном ярославском владыке».

12-го числа [июля] в 111/2 часов совершено было мною освящение санитарного поезда, устроенного Харьковским местным управлением Общества попечения о раненых и больных воинах, в присутствии начальника губернии и многих других почетных лиц. По окроплении святой водою всех вагонов поезда и затем по прочтении коленопреклонной молитвы я обратился к санитарному персоналу, во главе коего стоял с красным крестом на правой руке Куряжского монастыря иеромонах Дионисий со следующею речью:

«Какое великое и тягостное зло – война и как ужасны ее последствия!

Там, где кипит брань, все делается жертвою погибели и разрушения: разрушаются вековые твердыни, гибнут общественные здания и частные жилища, большинство населения лишается крова и имущества, сбережения многих лет и плоды тяжких трудов мгновенно истребляются пламенем или расхищаются врагами, а иногда и своими, как это видим ныне в Турции; но, что особенно ужасно, сколько там проливается невинной крови, сколько гибнет молодых сил, сколько слышится стонов и страданий!

Ужели война – зло непредотвратимое и неизбежное? К несчастью, пока живут и действуют в