Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

их преследовали болельщики «Челси», но затем манчестерцы делают петлю, которая позволяет подобраться к соперникам с тыла [Buford 1993: 201–203]. Иногда организация «махача» происходила при помощи созвона по мобильным телефонам между лидерами противоборствующих группировок, которые договаривались о месте для встречи вне поля зрения полиции, которая уже была поднята по тревоге, чтобы не допустить именно такого развития событий (это в особенности характерно для бельгийских футбольных хулиганов, см.: [van Limbergen et al. 1989]). Главной характеристикой насилия, совершаемого футбольными хулиганами, является масштаб заранее продуманных действий: насилие не только ожидаемо – оно еще и планируется, хотя и с некоторой долей импровизации «на лету». Один из исследователей называет это «насилием по договоренности» [Johnstone 2000].

Еще один набор изощренных приемов предполагает понимание того, что именно может сойти болельщикам с рук. Отправляясь вместе на выездной матч общественным транспортом, болельщики громят вагоны поездов или салоны автобусов, бросают бутылки из окон, глумятся над оказавшимися в ловушке рядом с фанатами любыми респектабельными представителями среднего класса и угрожают им [Buford 1993: 13–15, 62–66]. Полиция обычно озабочена тем, чтобы быстро отделаться от фанатов, вытеснить их с территории своей ответственности, и поэтому не вмешивается в подобные проявления вандализма и бесчинства. «Фирмы» знают о преимуществах, которые дает появление большой толпой, создающей чрезмерную нагрузку на кассиров и официантов. У болельщиков «Манчестер Юнайтед» было специальное выражение «на трёпе» (on the jib) для обозначения подобных поездок без оплаты, когда, например, можно было взять еду в ресторане и затем уйти; некоторые болельщики-ветераны называют себя «междугородними джибберами». Обычно это происходит так. Сотни бойких парней толпятся у продуктовой палатки на железнодорожном вокзале, набивая карманы едой и напитками в дорогу. Дальше они используют сам хаос (с точки зрения ошеломленного наблюдателя) этой сцены. Парни начинают подбрасывать еду в воздух и «под крики „Бросаемся едой! Бросаемся едой!“ разделяются: одни идут налево, другие – направо, в итоге все исчезают» [Buford 1993: 64]. Похоже, что во время таких поездок болельщики не тратят деньги – не потому, что не могут позволить себе расходы (Бьюфорд приводит документальные свидетельства того, что у большинства фанатов есть работа и приличные средства), а из чистейшего удовольствия сделать это «на трёпе»[48]. Перед нами некая малая разновидность насилия толпы, один их вариантов «моральных каникул», причем намеренно подстроенный группой, обладающей соответствующими традицией и приемами.

В описании Норберта Элиаса и Эрика Даннинга [Elias, Dunning 1986] футбольное насилие оказывается мотивированным «стремлением к возбуждению» в скучных мирных обществах, которые за последние несколько столетий претерпели процесс цивилизации[49]. Однако масштаб этого объяснения слишком велик для его задач. Целью практически всех институтов современного спорта является инсценировать возбуждение, однако намеренно организованное насилие за пределами спортивных арен поднимает и этот намеренный характер, и само возбуждение на более высокий уровень.

Лидеры групп проявляют свои соответствующие качества как в приемах, так и в само́м возбуждении. Приведем еще несколько выдержек из работы Бьюфорда:

Затем Сэмми повернулся и побежал назад. Казалось, он оценивает всю группу, определяя ее численность. Энергия, – бросил он на бегу, ни к кому конкретно не обращаясь, – энергии очень много. Сэмми был бдителен и динамичен, постоянно находился в движении и смотрел по сторонам. Он вытягивал руки с растопыренными пальцами. Почувствуйте энергию, – сказал он…

Все решительно перешли улицу, не проронив ни слова, а затем стали скандировать: «Юнайтед, Юнайтед, Юнайтед», – и тогда Сэмми замахал руками вверх-вниз, словно пытаясь сбить языки пламени, и призывал людей к тишине. Чуть позже раздался еще один слоган, состоявший из одного слова – на сей раз это была «Англия». Люди ничего не могли с собой поделать. Слишком уж они хотели вести себя как обычные футбольные болельщики – петь, устраивать грубые выходки и предаваться тем же самым безобразиям, которые они творили весь день напролет, – но им пришлось напомнить, что так поступать нельзя…

В какой-то момент в нашу сторону бросилась группа полицейских, и Сэмми, заметив их, негромко отдал новую команду, прошипев, что мы должны рассеяться, и тогда мы разделились: кто-то перешел улицу, кто-то пошел дальше по ее центральной части, кто-то отстал и в итоге оказался рядом с полицейскими. После этого Сэмми развернулся, снова побежал назад и приказал всем перегруппироваться: и мелкие, как дрессированные собаки, снова собрали группу вместе…

Сэмми, должно быть, вел свою группу вокруг стадиона, рассчитывая обнаружить по дороге итальянских болельщиков. Когда он принимался бежать назад, он, надо полагать, наблюдал за тем, какое впечатление его группа из двухсот переходящих с шага на бег франкенштейнов производила на итальянских парней, которые заметили проносящихся мимо англичан и последовали за ними. Итальянцы испытывали любопытство – их внимание привлекала то ли возможность подраться, то ли просто харизма самой группы, и они не могли удержаться от того, чтобы присоединиться к ней и посмотреть, что может случиться дальше. И тут Сэмми, решив, что настал подходящий момент, внезапно остановился и, отбросив все попытки оставаться невидимым, крикнул: «Стойте!» Все остановились. «Повернитесь!» Все повернулись [Buford 1993: 81–85].

Далее начался замес. В соответствии с привычным паттерном драк в толпе она распалась на небольшие скопления участников с неравными силами. В частности, Бьюфорд наблюдал, как один юный итальянец, оказавшийся отрезанным от товарищей, сначала был повержен на землю, а затем получил множество ударов ногами от группы английских хулиганов, которая выросла с двух до шести-восьми человек, бросившихся на легкую добычу:

Сэмми был в восхищении. Он щелкал пальцами, бегал на месте, заводя толпу движением ног вверх-вниз, и повторял одну фразу: «Погнали, погнали». Все вокруг него были в возбуждении… От него исходила мощная энергия, и невозможно было не почувствовать какую-то часть этих острых ощущений. Кто-то из стоявших рядом со мной сказал, что счастлив. По словам этого человека, он был очень, очень счастлив, настолько, что не мог вспомнить, когда такое счастье случалось с ним раньше [Buford 1993: 87–88].

Через несколько мгновений фанаты настигли итальянскую семью – мужчину с женой и двумя сыновьями, которые пытались забраться в свою машину и скрыться. Английские хулиганы ударили итальянца по лицу тяжелым металлическим прутом, повалив его на землю; другие топтали его, иногда делая паузы в своем наступательном порыве пнуть его.

Источником этого эмоционального «прихода» оказывается мощь толпы, создавшей себе «моральные каникулы» и благодаря этому контролирующей окружающее пространство. Это ощущение мощи не обязательно сопряжено с насилием – оно возникает в общей логике движения в качестве сознательно объединенной группы:

Группа пересекла улицу, большой перекресток. Она уже давно