Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

est ante incarnationem et post incarnationem, cum numerum Trinitati non addiderit, numerum quaternitatis; et impassibilis quidem eo quod Patri connaturalis, passibilis autem in carne eo quod nobis connaturalis. In sua enim natura Deus Verbum non passus est, sed in carne nobis connaturali… Последний тезис совершенно очевидно является уступкой учению о двух природах, которая содержится в теопасхитской формуле. См. тж.: Michel le Syrien. T. II. P. 208–211 (колонка слева).

666

По нашему мнению, выглядит довольно странным, что Анфим, сначала назвав отдельных лиц (причем далеко не всех), участвовавших в Соборе, в конце еще раз осудил сам Собор и «Томос» Льва. Осуждения Собора в целом, пожалуй, было бы достаточно. Кроме того, было бы само собой разумеющимся, если бы Анфим осудил отдельных участников Собора и писания, на нем принятые (в частности, исповедание веры Собора). Таким образом, с нашей точки зрения, оправдан вопрос, не имеем ли мы в данном случае дело со вставкой в текст синодики.

667

Zacharias. IX.21. P. 99.

668

Ibid. IX.22. P. 100–105. Имеющиеся экземпляры этого послания, как оно передано у Захарии Ритора, обнаруживают две лакуны: одну посреди изложения Севиром христологии, а другую — там, где Севир приводит свои анафематствования. В других местах послания Собор и его сторонники не упоминаются.

669

Этот тезис, как мы упоминали выше, был уже в достаточной мере релятивирован теопасхитской формулой.

670

См.: Schwartz E. Iustinians Schreiben an alexandrinische Mönche // Drei dogmatische Schriften Iustinians. Р. 7–43 (русский перевод см.: прил. 5). В этом послании Юстиниан недвусмысленно присоединяется к учению Кирилла Александрийского, исповедуя его формулу о «ставшей плотью природе Бога Слова» (Zacharias. IX.22. P. 10.12–19).

671

Zacharias. IX.24. P. 111–113; Michel le Syrien. T. II. P. 218–220 (колонка справа).

672

Zacharias. IX.21. P. 109.12–14: «Таким образом, он дословно привел и анафематствовал прочие имена нечестивой ереси, а также нечестивый Собор, проведенный в Халкидоне, и послание Льва» (Ipso nomine igitur cetera nomina haeresis impiae commemoravit et anathematizavit et synodum impiam quae Chalcedone constituta est et Leonis epistulam). Ср.: Michel le Syrien. T. II. P. 214 (колонка слева).

673

Zacharias. IX.24. P. 112.23–25. У Михаила Сирийца (Michel le Syrien. T. II. P. 218–220, колонка справа) соответствующий отрывок, к сожалению, пропущен.

674

Zacharias Rhetor. Historia ecclesiastica. II // CSCO. SS 39. Textus. P. 143.16–18, 166.6–8. Впрочем, в «Хронике» Михаила Сирийца (Michel le Syrien. T. II. P. 208–211, колонка слева), где также воспроизводится это послание, данное место тоже присутствует. То, что здесь может идти речь о позднейшей интерполяции, предполагают также Утеманн (Uthemann K.-H. Kaiser Justinian als Kirchenpolitiker und Theologe. S. 40) и Прайс (Price R. The Ecclesiastical Policy… P. 13). Сам факт того, что Анфим настойчиво подчеркивал свою приверженность «Энотикону», говорит в пользу того, что он хотел избежать однозначной анафемы Собору, ибо таков был подлинный смысл компромисса, предлагаемого этим документом. Проклятие Собору сделало бы упоминание «Энотикона» бессмысленным, ибо в этом случае Анфим занял бы позицию бескомпромиссных противников Собора, для которых «Энотикон» не представлял никакой ценности, будучи «пустым» документом (игра слов: ἑνωτικόν — κενοτικόν). Следует также отметить, что позиция, свойственная акефалам, к 535 г. стала большой редкостью.

675

Проклятие Евтиху не содержится в иных официальных постановлениях, кроме деяний Халкидонского Собора, эдикта Юстиниана и связанных с ним документов, единственно на которые в то время и можно было сослаться как на официальные. Прочие сочинения, в которых проклинался Евтих, не имели законодательной силы, являясь мнениями отдельных личностей.

676

В связи с этим возникает вопрос, в какой мере Анфим, который даже после своего низложения продолжал, насколько можно судить, активно участвовать в церковной политике, — во всяком случае до 548 г., когда он в последний раз упоминается в источниках, — может быть назван инициатором спора о Трех Главах. В своем письме к Иакову Барадею он однозначно выступает в качестве сторонника осуждения Ивы Эдесского, писаний Феодора Мопсуестийского и Феодорита Кирского, причем в качестве человека, пользующегося в этом вопросе поддержкой императора: Rahmani I. Epistula Anthimi… P. 72.

677

Нигде в документах, санкционировавших или требовавших низложения Анфима, мы не найдем мест, в которых Анфиму однозначно ставилась бы в вину анафема Собору или «Томосу». См. на этот счет: ACO. Т. III. № 41, 48, 59, 62, 69, 71. Из документа № 62, сохранившегося в актах Константинопольского Собора 536 г. (ACO. Т. III. P. 134–135), явствует, что вина Анфима скорее состояла в том, что он не показал себя однозначно готовым во всеуслышание присоединиться к решениям Собора и «Томосу» Льва. О том, что Анфим осудил Собор, при этом речи не идет.

678

См.: ACO. Т. III. № 126. P. 178.31–179.3: ἀμέλει κατὰ μικρὸν παρεδήλου τὴν τοιαύτην διαφθορὰν σχηματιζόμενος μὲν τὰς ἁγίας δέχεσθαι συνόδους… xαὶ τὴν ἐν Χαλκηδόνι τὴν κατὰ τοῦ δυσσεβοῦς Εὐτυχοῦς κἀν τοῖς ἱεροῖς αὐτὰς ἔχων διπτύχοις, συγκειμένης αὐταῖς xαὶ τῆς τοῦ μακαριωτάτου πάπα Λέοντος μνήμης κατὰ μηδένα καιρὸν ἑτέρως ἢ μεταλαβὼν ἢ μεταδοὺς τῶν παναγίων τοῦ θεοῦ μυστηρίων ἑορτήν τε αὐτῶν κηρύττων xαὶ ἐπὶ τῆς ἐνταῦθα ἁγιωτάτης μεγάλης ἐκκλησίας ποιῶν, ἀποπηδῶν δὲ καθόλου τῶν ὀρθῶν αὐτῶν ὁμολογιῶν…

679

См.: Speigl J. Die Synode von 536. S. 108: «Он (Анфим. — М.Г.)… разумеется, не следовал никакому другому курсу, кроме императорского. Как он от него уклонился, не обязательно должно выясняться в подробностях» (Er [Anthimos. — М.Г.]… hatte sicher nie etwas anderes als den Kurs des Kaisers vetreten. Wie er davon abkam, muß nicht im einzelnen geklärt werden). Нам, тем не менее, представляется весьма важным установить, как именно Анфим в конце концов уклонился от императорского курса, что, в свою очередь, должно помочь выяснить, в чем же заключался императорский курс.

680

Косвенное указание на то, насколько интенсивно Юстиниан вел переговоры с антихалкидонитами и на какие уступки он при этом был готов пойти, содержит письмо константинопольских монахов папе Агапиту, в котором те требуют, чтобы папа избавил императора от еретиков: «Мы хорошо знаем, что Вы их изгоните, если убедите благочестивейшего нашего императора и его христолюбивейших