Мальчик на деревянном ящике. Самый младший из списка Шиндлера - Леон Лейсон

class="p1">«Он оставил тебе это», – отозвалась мама, протягивая мне старомодную бутылку-термос со стеклянной крышкой. Затем я отодвинул одеяло, отделявшее нашу часть комнаты от угла Люфтигов, и увидел кое-что еще.

Его чудесные трубки. По спине пробежали мурашки. Значит, господин Люфтиг решил, что куда бы их ни отправили, трубки ему не понадобятся. Это было тревожное предзнаменование.

Через неделю нацисты подогнали еще один поезд и вновь объявили о «переселении», как они называли депортацию. На этот раз депортируемые не стали мирно подчиняться. К тому времени в гетто вернулись беглецы из предыдущих партий с рассказами, как в лагерь приезжали поезда, заполненные людьми, а выезжали пустыми, хотя численность лагеря не увеличилась. Чем больше рассказов из первых уст мы слышали, тем больше понимали: происходит нечто ужасное. Поэтому, когда нацисты начали облаву на евреев, наступил настоящий хаос. Солдаты бесчинствовали, требуя от людей в гетто предъявлять документы, и выталкивали из домов на улицы тех, у кого нужных не находилось.

8 июня немецкие солдаты ворвались в наш дом и снова вломились в нашу квартиру, крича: «Schnell! Schnell!», то есть «Быстро! Быстро!» Отец трясущимися руками предъявил удостоверение личности и выданное гестапо разрешение на работу – так называемый Blauschein, или «синий листок», – надеясь, что снова поможет нам избежать депортации. Но к тому времени Цалигу исполнилось семнадцать лет, и ему требовался собственный «синий листок». Если бы у нас в запасе было хотя бы несколько минут, мы бы нашли способ спрятать его, но было слишком поздно. Я почувствовал, как кровь застывает в жилах, когда понял: солдаты хотят забрать брата. Они тут же набросились на него. Мне хотелось закричать: «Нет!» и броситься на помощь, но я понимал, что это было бы самоубийством и я подвергну опасности жизни всех близких. Солдаты зажали руки Цалига за спиной и вытолкнули его за дверь. Не успел я прийти в себя, как любимого брата не стало.

После я прокручивал эти минуты в голове бесчисленное количество раз. Нужно было лучше подготовиться. Нужно было сделать укрытие и тренироваться на случай облавы. Но она застала нас, как и многих других жителей гетто, врасплох, без всякого времени на подготовку или реакцию. Я даже не успел понять, что происходит, как брата увели. Сейчас, семьдесят лет спустя, я все еще ясно вижу мысленным взором, как нацисты выталкивают его из комнаты.

В фильме «Список Шиндлера» есть сцена, где Оскар Шиндлер спешит на вокзал, чтобы спасти бухгалтера Ицхака Штерна, схваченного во время облавы. Он добирается до депо, едва успевая выкрикнуть имя Штерна и вытащить его из поезда как раз в тот момент, когда состав начинает движение. Однако в фильме не показан еще один эпизод, о котором Шиндлер после рассказал отцу. Когда в поисках Штерна он лихорадочно обыскивал переполненные людьми вагоны для скота, то заметил Цалига и узнал в этом парне сына своего рабочего Моше. Окликнув его, он сказал, что выведет его из поезда, но Цалиг ответил, что он не один, а со своей подругой Мириам. Так как никто из ее родственников не работал на фабрике, Шиндлер не мог бы спасти девушку. Поэтому Цалиг заявил, что не оставит любимую. Таким уж он был человеком: ни за что бы не бросил свою девушку даже ценой собственной жизни.

В последующие дни мы узнали, что поезд отправился в лагерь Белжец, где, по слухам, людей травили газом. Помню, я задавался вопросом: «Как долго Цалиг сможет задержать дыхание в газовой камере? Хватит ли этого времени, чтобы выжить?» Оставалось молиться, чтобы дорогого брата пощадили или чтобы он нашел способ спастись.

6

За спиной послышался выстрел, затем еще один. Просвистевшая мимо моего уха пуля пробила стену позади. Я быстро нырнул в дверной проем ближайшего здания. Сердце колотилось. Просвистело еще несколько пуль. Неужели меня подстрелили? Помню, кто-то говорил, что можно и не почувствовать, если поймаешь пулю. Единственное, что я ощущал, – страх. Я постучал кулаком по двери, возле которой стоял, и стал ждать. Что теперь будет? Солдат перезаряжает ружье? Видел ли он меня? Дверь со скрипом едва-едва приотворилась. Я посильнее нажал и ввалился внутрь, умоляя: «Prosze, prosze», то есть «Пожалуйста, пожалуйста».

«Ты что там делал?» – прохрипел мужчина, закрывая за мной дверь. Я попытался ответить, но не смог вымолвить ни слова, только уставился на трясущиеся руки. На них не было крови. Я ощупал грудь, ноги, голову. Я жив. Меня все-таки не подстрелили. По щекам катились слезы. «Я хотел помочь», – наконец пробормотал я.

Ранее тем же вечером мы с другом Йосселем отнесли пожилую женщину на носилках в лазарет гетто, но допустили серьезный просчет: слишком долго ждали ее, прежде чем отправиться домой, и остались на улице после наступления комендантского часа, когда все евреи должны были сидеть по домам. По дороге нужно было обогнуть угол у одних из ворот гетто, где всегда дежурили охранники. Когда мы как можно быстрее пробежали мимо угла, один из солдат опустил винтовку и прицелился в нас. От испуга мы с Йосселем инстинктивно бросились в разные стороны, едва избежав выстрелов. Охранник, вероятно, потерял интерес, как только мы пропали из виду, но я не был готов рисковать жизнью. Я провел ночь в незнакомом доме, свернувшись калачиком на холодном полу, испуганный и одинокий, но вместе с тем радуясь, что меня не подстрелили.

Когда я наконец-то утром добрался до дома, мама горячо обняла меня. Обычно она контролировала чувства, но в тот момент истерически разрыдалась. Уж слишком нестерпимой была мысль, что она потеряла еще одного сына.

В результате «переселения» гетто покинули многие обитатели, не только Люфтиги и Цалиг, но и господин Бирч, отец Самуила и Йосселя, который иногда делился со мной едой. Перенаселение перестало быть проблемой, однако обострились другие опасности. Все мы едва держались на ногах от голода. Распространялись болезни, ослабляя, калеча и убивая без разбора. Всех охватило чувство совершенной безысходности. Взятки не защитили даже самых богатых людей в гетто. Каждый из нас потерял близких.

Разные трюки и приемы, помогающие избежать опасности в один день, могли не сработать на следующий. Или даже в следующий час, или в следующую секунду. Некоторые все еще полагали, что достаточно умны, чтобы перехитрить нацистов, что получится пробраться по ужасному лабиринту и выжить в войне. На самом деле не существовало надежного способа выжить в мире, который окончательно сошел с ума.

В конце октября 1942 года до Шиндлера