Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

Цирюльники занимались своим ремеслом на свежем воздухе, где все могли слышать их призывы; винные таверны были в Риме настолько многочисленны, что город представлялся Марциалу одним огромным кабаком{898}. Каждое ремесло обычно сосредоточивалось в определенном квартале или улице и часто давало ему свое имя; так, изготовители сандалий поселялись в Vicus Sandalarius, производители доспехов и упряжи — в Vicus Lorarius, стеклодувы — в Vicus Vitrarius, ювелиры — в Vicus Margaritarius.

В таких мастерских и делали свои работы римские художники, за исключением самых выдающихся из них, получавших высокие гонорары и живших в перипатетической роскоши. Лукулл отдал Аркесилаю миллион сестерциев за изготовление статуи богини Фелицитас, а 3 ено дот получил 400 000 за колосс Меркурия{899}. Архитекторы и скульпторы принадлежали к тому же сословию, что и учителя, врачи и аптекари, — к сословию тех, кто занимался «свободными искусствами», artes liberales; однако большая часть римских художественных произведений была изготовлена руками рабов или вольноотпущенников. Некоторые рабовладельцы обучали своих невольников резьбе по дереву, живописи и тому подобным ремеслам, а затем торговали их изделиями в Италии и за ее пределами. В таких мастерских существовало строгое разделение труда: часть работников занималась вотивной скульптурой, другие — украшением карнизов; кто-то специализировался на производстве стеклянных глаз для статуй; различные художники работали над фантастическими рисунками, цветами, пейзажами, животными и людьми и поочередно писали части одной картины. Некоторые мастера были специалистами по подделкам; они славились умением изготавливать старинные произведения любой требуемой эпохи{900}. Римлян последнего века до новой эры было легко обмануть в этом отношении, потому что, как большинство nouveaux riches, они, как правило, ценили предметы искусства скорее на основании их стоимости и редкости, чем красоты и целесообразности. В годы Империи, когда богатство само по себе уже не являлось чем-то выдающимся, вкусы заметно улучшились и искренняя любовь к прекрасному стала причиной того, что во многие тысячи семей пришли утонченные утварь и украшения, которые в Егцпте, Месопотамии и Греции были доступны лишь немногим. В античности искусство играло ту же роль, какую в наши дни исполняет промышленность. Люди не могли тогда наслаждаться преизобилием полезных изделий, которыми осыпают нас сегодня наши машины; однако они могли, если их это заботило, постепенно окружить себя предметами, завидное совершенство которых дарило всем, кто жил рядом с ними, возвышенное и покойное счастье близости к прекрасным вещам.

III. ДОМА СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО

Путешественник, стремящийся исследовать жилища представителей среднего класса, обнаружил бы их в некотором удалении от центра города на главных, расходящихся в разные стороны дорогах. Их наружные части из оштукатуренного кирпича, как и прежде, строились в соответствии с требованиями безопасности и италийского солнца; римские буржуа не желали понапрасну тратить деньги на услаждение прохожих. Немногие из этих домов достигали высоты в три и более этажей. Подвалы были редкостью, крыши покрывались красной черепицей; окна закрывались ставнями или, иногда, стеклами. Входная дверь была обычно двойной, обе ее половины вращались на металлических стержнях. Полы были цементными или кафельными, часто покрывались мозаичной росписью; ковров не существовало. Вокруг центрального атриума группировались главные комнаты: именно к этой планировке восходит архитектура монастырей и четырехугольных дворов колледжей. В самых богатых домах под купальни были отведены одна или несколько комнат, где размещались ванны, весьма похожие на современные. Водопроводное дело было доведено римлянами до совершенства, с которым оказалось возможным сравняться лишь двадцатому веку. По свинцовым трубам из акведуков и главных трубопроводов вода поступала в большинство доходных домов и особняков. Арматура и запорные краны изготавливались из бронзы, некоторые из них отливались в замысловатые фигуры{901}. По водосточным трубам и свинцовым желобам с крыши удалялась дождевая вода. Большая часть комнат отапливалась (если хозяева видели в этом надобность) переносными жаровнями, в которых сжигался древесный уголь. Некоторые дома, многие виллы и дворцы, публичные бани были снабжены центральным отоплением: работавшие на дровах или древесном угле печи разогревали воздух, который достигал по изразцовым трубам или проходам стен и полов[68].

В эпоху ранней Империи дома римских богачей все чаще строились с учетом эллинистической архитектурной манеры. Для того чтобы обеспечить возможность уединения, не всегда осуществимую в атриуме, за домом стали выстраивать перистиль (peristylium) — двор под открытым небом, усаженный цветами и кустами, украшенный статуями, окруженный портиком; в его центре помещался фонтан или плавательный бассейн. Вокруг этого двора возводился новый ряд комнат: триклиний (triclinium), или столовая, «дом» (oecus) для женщин, пинакотека (pinacotheca), где хранилась художественная коллекция, библиотека, ларарий (lararium), где находились изображения домашних богов. Здесь могли иметься также дополнительные спальни и небольшие альковы, называвшиеся exedrae — букв, «сидящие в стороне», или «укромные уголки». Не столь дорогостоящими были дома, где вместо перистиля имелся сад; но даже если для него не хватало пространства, римляне расставляли цветочные горшки на подоконниках или выращивали цветы и кусты на крыше. Сенека рассказывает, что на некоторых особенно больших крышах выращивались фруктовые деревья, виноград и дававшие густую тень деревья, помещавшиеся в кадках{902}; кое-где имелись солярии (solaria), в которых можно было понежиться на солнце.

Многие римляне изрядно уставали от шума и сутолоки города и бежали в тишь и скуку деревенской местности. Богатые и бедные развили в себе такое чувство природы, какого совершенно не знала Греция. Ювенал считал глупцом того, кто живет в столице, снимая темные чердачные комнаты, когда за те же деньги он мог бы приобрести отличный дом в тихом италийском городке и окружить его «аккуратным садиком, который мог бы по-царски накормить сотню пифагорейцев»{903}. Преуспевающие горожане выезжали из Рима в начале весны, отправляясь на виллы у подножия Апеннин или на берегах озер или моря. Плиний Младший оставил нам прелестное описание своего загородного дома в Лавренте на побережье Лация. Он считает, что дом этот «достаточно велик, чтобы быть удобным и не вводить при этом в непосильные траты на его содержание»; однако по мере того, как его рассказ продолжается, скромность Плиния начинает казаться нам позерством. Он описывает «небольшой портик, его застекленные окна и свисающие карнизы… изящно убранную обеденную залу. Когда при юго-западном ветре на море поднимается волнение, то последние волны, разбиваясь, слегка обдают триклиний. У него со всех сторон есть двери и окна такой же величины, как двери: он смотрит как бы на три моря». Из атрия открывается вид на леса и горы; в доме две гостиных; расположенная полукругом библиотека, «солнце, двигаясь, заглядывает во все ее