Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

Между тем осматривали раненых. Господину Годэ, как и прочим, оказали помощь, ибо несчастный еще дышал. Но весьма вероятно, что, отчаянно раздирая свои раны, он не позволит остановить кровь, обильно из них текущую.

Новый комиссар успел допросить умирающих и, выслушав их, заявил, что мы свободны, но должны явиться на допрос по первому требованию. Затем он обязал нас держать все происшествие в тайне ввиду значительности постов, какие занимали преступники. Госпожа Парангон ответила лишь кивком головы; неожиданно для меня, она поднялась, дважды поцеловала в уста умирающую Зефиру и промолвила ей: — Я покидаю тебя, иду сделать то, о чем ты меня просишь. — И она удалилась с быстротой молнии и я не успела, мне даже не пришло в голову спросить у нее объяснения.

Какая ужасная катастрофа, любезная кузина, и кто бы мог ожидать такого оборота событий?

ПИСЬМО CLXXXIX

ОТ ГОСПОДИНА ТРИСМЕГИСТА К ГОСПОДИНУ ЛУАЗО

Продолжение предыдущего

Госпожа Парангон поручила мне, сударь, довести до конца рассказ о приключившейся беде, о которой Вы были кратко уведомлены письмом, адресованным мадемуазель Юрсюли. Я особенно охотно выполняю ее волю, ибо знаю, что Вы прольете слезы вместе с нами.

Злополучный господин Эдмон, после всех совершившихся у него убийств, бежал, скорее из любви к другу, чем из желания спасти свою жизнь. Его соучастник, господин Годэ, без содрогания жертвовавший собственной жизнью, спустился вниз, дабы помочь ему бежать; итак, господин Эдмон скрылся, а господин Годэ, как вам известно, закололся на глазах у арестовавших его. Выбежав наружу, госпожа Парангон помчалась вслед за Эдмоном. Она нашла его в предместье Сен-Марсо, в доме их знакомых, где, как она предполагала, он укрылся. При виде ее он упал на колени. — Боже мой! — воскликнул он, — если ты помышляешь о своем немощном создании, — благословляю тебя!.. Кузина!.. Неоднократно меня посещала зловещая мысль, что, совершив против воли преступление, я должен сам покарать себя... Но вот вы здесь, сударыня... — Тут он прервал свои излияния. — Что делаете вы, достойная уважения женщина? Зачем пришли вы сюда по следам чудовища!.. Вы же видите, что любовь к нему — преступление, караемое божественным провидением, которое наказывает его тем, что наказывает вас, воплощенную добродетель! Некогда вы стали жертвой гнусного насилия, а теперь я делаю вас соучастницей убийц, которых ожидает эшафот. Вам не место рядом со мной! Бегите! Я должен внушать вам отвращение! — Госпожа Парангон тщилась его утешить, ее лицо было залито слезами. Внезапно Эдмон воскликнул: — Вы пришли одни, сударыня!.. Беги, — обратился он к находившемуся там молодому человеку, — и принеси мне два-три слова, написанных ее рукой... — Он назвал Зефиру. Молодой человек быстро вышел. Он застал Зефиру при смерти, но она написала довольно отчетливо две строчки, прося его поберечься. Ей не удалось дописать слово, которым начиналась третья строка, ибо она потеряла сознание. Кое-кто пытался дописать за нее и, казалось, удачно, но Эдмон не поддался обману. — Она умерла, — промолвил он, дочитав ее послание, — это я ее убил! — Затем с деланным спокойствием он обратился к госпоже Парангон: — Скажите мне правду, кузина; удар будет не столь чувствительным, если о нем возвестят ваши уста. — Дама ответила ему, указывая на свое сердце: — Вот куда надлежало вам ударить! — Эдмон вскакивает, словно намереваясь уйти, переводит взгляд с двери на кузину и, выдержав жестокую душевную борьбу, бросается к ее ногам: — Почему принимаете вы во мне участие? — восклицает он, глотая слезы. — Ах, зачем я удостоен неоценимого блага — дружбы вашей! Это для меня самая жестокая пытка! Я хотел бы быть покинутым всеми на свете!.. Покарай меня, всемогущий боже, молю, обрушь на меня твой гнев!.. Но... но та, которая воплощает образ твоего милосердия, твоей благости... разве она не заслуживает счастья?

Госпожа Парангон преодолела свою скорбь, и ей удалось немного успокоить кузена. Казалось, еще никогда она не имела над ним такой власти. Она не давала ему впасть в отчаяние, роняя слезы, она удерживала его у своих ног. Но вот в десять часов взломали двери и пригрозили преступнику, что будут стрелять, если он пошевельнется. — Не опасайтесь моего сопротивления, — сказал он стражникам, — вы мне оказываете услугу, и я хочу молить моих судей о единственной милости, — чтобы они велели отсечь у меня эту руку... Ах, наконец-то я могу плакать и скорбь будет мне в радость!.. Кузина, без вас... без вас... О боже, сделай ее счастливой! Я чудовище, я мучил ее всю жизнь. Все пережитые ею страданья стали моим уделом! Мне доступно теперь лишь одно блаженство — это страдать за вас, сударыня... О боже, я заколол мою вторую благодетельницу, а первую ввергаю в муки!.. О лучшая часть моей души!.. Плачь, несчастный, ты окончательно погиб! — Пока Эдмон это говорил, его накрепко связали. Потом его увезли. Госпожа Парангон решила его сопровождать. Не имея возможности проникнуть в его подземную камеру, она жила в тюрьме, с утра до вечера стонала она в этих стенах, где находилась ближе к нему. К каким только средствам ни прибегала она, пытаясь его спасти! Она пожертвовала всем своим состоянием.

Теперь несколько слов о господине Годэ. Он немного оправился от нанесенной себе раны и уже в состоянии говорить. Он предстал перед следователями. На вопрос, отравил ли он свою жену, он ответил «да», но добавил, что Эдмон невиновен. Тело умершей выкопали из земли и подвергли вскрытию, мужи науки заявили, что ими не обнаружено следов яда. Следователи вновь подвергли допросу заключенного; последний, хотя и был еле жив, ответил с улыбкой: — Уж они-то понимают в этом толк! — Тут же он признался, что один совершил все убийства в день своего ареста. Ему возразили, что у него имелся сообщник. — Где у вас доказательства? — возразил он. Надобно вам сказать, что ни госпожа Парангон, ни Зефира ничего не видели, Лора не дала никаких показаний, а раненые указали лишь на господина Годэ. Против Эдмона не нашлось свидетелей. — Ну, что ж, почитайте меня одного habetis confitentem reum[107], как гласит ваш закон. — Когда его спросили, каково его подлинное имя, откуда он родом и к какому принадлежит сословию, он впал в полное изнеможение.