О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

склонного к распутству. И хотя государство в это время больше всего боялось заговоров и таких преступлений, как подделка печатей или сокрытие завещаний, участие в вакханалиях оказалось не менее опасным. Они угрожали семейному порядку, и поэтому именно семьям было вменено в обязанность наказывать осужденных женщин.

Впоследствии вакханалии были запрещены. Однако сам культ Вакха власти отменить не осмелились, лишь ввели в него строгие правила. Тит Ливий, рассказывая о вакханалиях, неоднократно подчеркивает, что их участниками были иностранцы и простонародье. Однако многие из посвященных принадлежали к знатным семьям или, по крайней мере, к сословию всадников.

Античная стыдливость представляла собой соотнесенность личного поведения с сословными нормами и традициями предков. Возмущение Тита Ливия тем, что происходит на вакханалиях, где попирается стыдливость и мужчины и женщины возвращаются к своему природному сладострастию, говорит о том, что новое представление о естественной женской стыдливости не стало достаточно распространенным.

ЖЕНЩИНА РАСПОЗНАННАЯ: ЦЕЛОМУДРЕННАЯ НАГОТА

В первые века нашей эры начинает развиваться христианская мысль. Она придает античным представлениям о стыдливости новое измерение и говорит о целомудренной наготе, скрытой и увиденной под незримым покровом истинной стыдливости. Но и античная философия в это время претерпевает изменения, и подобные взгляды имеют свою историю. Именно греки впервые заговорили о целомудренной наготе, которая не может быть смешана с первобытным отсутствием стыда («не-стыдпивостью»), а представляет тело, укрытое невидимым, но различимым покровом. Однако в Античности подобная стыдливость соотносилась исключительно с обнаженностью мужчин на стадионе. Для того чтобы понять, как подобные представления перешли на женскую наготу, нам надо немного отвлечься на наготу мужскую.

Стадион: нагота только для мужчин

В основе греческой стыдливости лежит не миф о том, как Адам и Ева прикрылись, а мифы о сознательном обнажении. Многочисленные легенды об обнажении на стадионах часто передавались христианскими авторами искаженно. Некий бегун, имя которого у разных историков указывается по-разному (Павсаний и Евстафий Фессалоникийский говорят, что это был Орсипа Мегарский; Дионисий Галикарнасский называет Аканфия Спартанского, а Исидор Севильский говорит, что это был архонт Гипоменей), впервые не прикрыл половые органы, что было принято у варваров. Античные авторы — Дионисий Галикарнасский (I век до Р.Х., Павсаний — II век) — говорят о том, что он сделал это сознательно, так как набедренная повязка стесняла движения. Христианские авторы, наоборот, рассказывают об этом, как о происшествии во время соревнований: Исидор Севильский (VII век) говорит, что повязка развязалась на бегу, спортсмен запутался в ней ногами, упал и проиграл соревнования. Евстафий Фессалоникийский говорит даже о том, что он погиб. После этого будто бы и решили, что на некоторых состязаниях участники станут выходить обнаженными.

Эта легенда сводит к одному событию пять этапов введения обнаженного тела в греческие гимнастические залы. Изначально, несомненно, обнаженность носила воинственный смысл и фигурировала в военных играх и состязаниях, там, где представлялись боги и герои-воины (Геракл, Зевс, Арес). Обнажение пениса носило апотропаический смысл, что совпадает с обычаями больших человекообразных обезьян и первобытных народов. Обнажение пениса должно демонстрировать превосходство самца. Оно психологически и магически провоцирует других. На следующем этапе появляются набедренные повязки, что зафиксировано в изображениях на греческих вазах VI века до Р.Х.

Третий этап относится к классической эпохе (V–IV века до РХ). Атлеты на стадионах опять состязаются обнаженными, а какой смысл носит эта нагота — непонятно. Надо ли было подтвердить, что атлет действительно мужчина, так как однажды в состязаниях участвовала переодетая женщина? Подчеркивала ли нагота социальное равенство всех участников? Во всяком случае, греки видели в наготе спортсменов доказательство свободы и превосходства над соседями. Почему они так гордились, что их атлеты выходят обнаженными? Означало ли это победу над предрассудками, о чем пишет Платон? Подобного объяснения явно недостаточно. Обнаженность, кроме прочего, означала, что человек контролирует свое тело. Если непроизвольную эрекцию можно было скрыть под повязкой, то у обнаженного атлета она была бы заметной. Таким образом, атлеты гордились, что могут подчинять себе свои желания, в отличие от варваров, которые полностью отдавались во власть инстинктам и не решались показаться нагими на людях.

На четвертом этапе нагота греческих атлетов уже требует объяснения: Греция теперь стала римской провинцией и греки подчиняются нормам римской морали, И вот нагота атлета связывается с хитростью, с духом соревнования. Она не означает какого-то сдвига в сознании, например утраты чувства смешного, но выступает как сознательный вызов норме ради достижения определенного эффекта (возможности бегать быстрее).

Наконец, с христианизацией нравственности то, что могло быть сочтено вызовом естественной стыдливости, связывается с драматическим происшествием, несчастным случаем. Дидро в «Энциклопедии», в статье «Гимнастические игры», пишет: «Было решено, что стыдливостью следует пожертвовать в пользу удобства, и атлеты лишились последних остатков какого бы то ни было одеяния». То есть с точки зрения XVIII века речь идет не о победе над предрассудком, а о жертве, об отказе от стыдливости в пользу удобства.

Покров стыдливости

Таким образом, в Древней Греции существовало два типа стыдливой наготы. Одна — неосознанная, естественная, а другая — осознанная, которая признает, что существует «покров стыдливости», связанный с преодолением сексуального влечения. Обнаженный мужчина-атлет не вызывает вожделения.

Прекрасной иллюстрацией этому может служить комедия Аристофана «Облака» (423 год до Р.Х.). В ней два аллегорических персонажа — Правда и Кривда — высказывают свои взгляды на воспитание. Первый отстаивает старое воспитание, которое стремится воспитать в молодых людях убеждение, что «не следует совершать каких бы то ни было постыдных поступков, способных оскорбить стыдливость, что является их украшением». Второй говорит о том, что все это — «ветошь», которая в современную эпоху устарела.

Правда говорит, что атлеты былых времен были настолько стыдливы, что, садясь, скрещивали ноги так, чтобы не были видны половые органы. Встав, они стирали отпечаток полового органа с песка, чтобы он не мог оскорбить того, кто его увидит. О наготе бегунов речь не идет, и педагог вовсе не упоминает о набедренной повязке. Это еще раз подтверждает, что утверждение Дюера о том, что она использовалась атлетами, необоснованно, а более поздняя история об упавшей во время бега повязке не может служить доказательством того, что ее носили всегда. В то же время мы видим здесь свидетельство, что вне соревнований наготу следовало прикрыть. Однако стыдливый педагог требует особого жеста, а не какого-то покрова.

Означает ли это, что во времена Аристофана атлеты потеряли всякий стыд? Совсем нет. Правда возмущается, что атлеты выставляют напоказ свои половые органы, когда сидят на краю беговой дорожки. Но она возмущается и тем, что во время священных танцев