О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

чем я уже говорил выше. На них женщина одета, но ткань облегает ее формы, а умело расположенные складки подчеркивают их. Доспехи Афины, высоко подобранная туника Артемиды не скрывают тело, а привлекают к нему внимание. А в живописи нередко появляются и обнаженные женщины. На вазах V века часто изображаются женщины в бане или в эротических сценах. Было много споров о том, к какой социальной среде принадлежат эти женщины. Может быть, таким образом изображаются только проститутки или наложницы? Но ничто не говорит об этом наверняка, да и предназначение самих ваз не вполне понятно. Они прекрасно сохранились, что дает основание предположить, что ими не пользовались в обиходе и, скорее всего, они лежали в гробницах. Наверное, они должны были сопровождать умершего в загробную жизнь и служили своего рода напутствием: пусть в том мире он испытает такие же удовольствия, что изображены на росписи. По этим вазам трудно представить себе подлинную повседневную жизнь в Древней Греции.

Стыдливость женщины зависела от того, какое место она занимала в обществе. Быть бесстыдной — это не только выставлять напоказ наготу. Бесстыдство связано с определенным поведением женщины, с тем, в каких местах она бывает и какие поступки позволяет себе. В Древней Греции не было записей о гражданском состоянии, и стыдливость или бесстыдство в глазах других часто позволяли определить, кем является женщина: рабыней, куртизанкой, наложницей или супругой. Это очень важное разграничение, потому что в основе его лежит отношение к свободе. Так, например, из речи Демосфена «Против Нееры» мы узнаем такую историю. Некая Неера вышла замуж за афиняна Стефаноса. Так как она не была гражданкой Афин, ее обвинили в узурпировании прав гражданки и присудили быть проданной в рабство. Чтобы спасти жену, Стефанос сказал, что она была его наложницей, а не супругой. Тем хуже, ответил Демосфен, потому что поведение ее было таким, как у законной супруги. Для наложницы такое поведение — «наглость и бесстыдство». Мало того что она родила афинянину дочь, она еще и участвовала в священных обрядах граждан Афин. Если простить Нееру, это оскорбит честных женщин: ведь это означало бы, что чужеземка обладает теми же правами, что и афинская гражданка!

Это судебное разбирательство представляет особый интерес, так как предметом обвинения в нем становятся вовсе не бесстыдные поступки. Наоборот, все, что делала чужеземка, говорит о том, что она почитала обычаи города, и со стороны афинянки такое поведение было бы сочтено верхом добродетели. Но почтенные деяния становятся бесстыдными лишь из-за социального статуса той, что их совершала. Идеал меры и гармонии в Древней Греции предполагал, что бесстыдство возникает там, где нарушается установленный порядок вещей, причем нарушение может быть и в одну, и в другую сторону. Для законной супруги было бы бесстыдством пойти на пир, где гетеры без смущения раздеваются. И наоборот, наложница, присвоившая права супруги, бесстыдна, хотя и не совершила ничего неприличного.

Однако за пределами сословия почтенных жен и юных девушек отношение к телу было более свободным. Интересным примером тому служит история афинянки Феодотеи, о которой пишет Ксенофонт. Она была очень красивой женщиной, которая, по словам Ксенофонта, «готова была составить компанию любому человеку», то есть была гетерой. Она не стеснялась позировать художникам и раскрывала при них «то, что следует». Следует, исходя из правил приличий? Или то, что необходимо для картины? Переводчики до сих пор спорят об этом. И не важно, была ли она обнажена абсолютно, или ее лобок был прикрыт. Чуть далее Ксенофон говорит, что на ней были роскошные украшения, возможно, и украшения для лобка. Ее не смущало, что она должна так обнажаться, как не смущали ее и посетители, заходившие в мастерскую, чтобы поглазеть на нее. Она и при них не меняла позы. Необходимую меру стыдливости определяли для нее ее социальное положение и ремесло натурщицы.

Теперь мы можем взглянуть другими глазами на знаменитую историю, произошедшую с Фринеей. Она была моделью и, видимо, любовницей художника Апеллеса и скульптора Праксителя. Именно она позировала для статуи Афродиты Книдской. Ее обвинили в нечестии (возможно, за то, что она вводила культ чужих богов) и привлекли к суду. Адвокатом Фринеи был Гипереид. Он произносил речь и вдруг сорвал с Фринеи тунику и обнажил ее грудь. Судьи были «охвачены сверхъестественным страхом при виде служанки и жрицы Афродиты» и не посмели приговорить ее к смерти. Квинтилиан пишет, что сама Фринея сорвала с себя тунику во время речи адвоката, чтобы показать свое тело. Неужели нагота женщины так пугала? Сократ же не испугался Феодотеи. Но нагота жрицы Афродиты была священной. Произошло отождествление жрицы и самой богини, которую не дозволялось видеть обнаженной. Возможно, это отождествление усиливалось тем, что Фринея позировала для статуи Праксителя. Пракситель не случайно взял за модель именно ее. Фринея позировала для статуи Афродиты, потому что сама была воплощением богини. Заметим, что Пракситель был влюблен во Фринею; человеческие чувства сыграли свою роль в этой истории со священной женской наготой. Две разных формы поведения и отношения к женской наготе, о которых шла речь, напоминают нам, что в Древней Греции в понятие стыдливости обязательно входило представление о том, каково социальное положение обнаженной женщины.

Понятие о стыдливости и бесстыдстве в Древнем Риме

В римском обществе существовали социальные перегородки, сходные с теми, что были в Древней Греции, и в том, что касалось женской стыдливости, они проявлялись очень ярко. Для рабынь, вольноотпущенниц, плебеек правила стыдливости были не такие строгие, как для патрицианок. «Достойная матрона должна скрывать свое тело настолько, насколько это возможно; она показывает его только супругу в укромности семейного очага». Одежда девушек и матрон, особенно покрывала и завязки, превращает их в «недоступных» женщин. Если жена выйдет из дома без покрывала, муж вправе изгнать ее. А другие мужчины имеют право обращаться с ней как со служанкой, то есть непочтительно.

Однако это не значит, что низшие классы римского общества не знали стыдливости или же она была для них под запретом. Патрицианки изгнали Сульпицию из храма Стыдливости, но никто не назвал ее поступок «бесстыдным». Насколько мне известно, римляне никогда не объявляли тот или иной достойный поступок бесчестным только потому, что его совершила женщина низкого происхождения. Наоборот, нравственность низшего сословия ценилась тем выше, что она не была продиктована правилами и установлениями. «Римская стыдливость» считалась общенациональной доблестью. В широком смысле, как эквивалент «чести», это понятие употребляет Лукан в своей поэме «Фареалия» (кн. II, ст. 518; кн. IX., ст. 1060).

Римляне восхищались силой характера, которая,