О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

Стыдливость значительно теряет здесь свою ценность: она не ведет к добру, но удерживает от дурного поступка, если, как нам кажется, он не вызовет одобрения в глазах тех, кого мы уважаем. Заметим еще, что у Аристотеля почти все примеры соотнесены с мужским поведением, тогда как мифологическое представление о стыдливости связывалось в первую очередь с женщиной. Обесценивание мужской стыдливости сказалось отчасти и на представлениях о стыдливости женской. Философы никогда не сомневались в том, что от женщины следует требовать чистоты. Таким образом, на фоне размышлений об относительности мужской стыдливости оказалось, что женская стыдливость воспринимается в первую очередь как необходимое женское достоинство.

Римские философы, сформировавшиеся под влиянием греческих школ, разграничивали стыд, стыдливость и чувство чести примерно так же. Однако слова-синонимы pudor и verrecundia имеют несколько разный смысл, в зависимости от того, применяются ли они к женщине или к мужчине. У женщины речь идет в первую очередь о стыдливости, а у мужчины — о чести. При этом первое слово означает, скорее, непосредственное чувство, знаком которого может быть румянец на лице, а второе более рациональное. К тому же богиня Стыдливость связана по большей части с женской стыдливостью. Это несколько меняет восприятие стыдливости.

Сенека разграничивает добрую и дурную форму стыдливости. В «Письмах к Луциллию» (кн. XI) он пишет, что дурной стыдливостью можно назвать чувство, которое мешает человеку выступать на публике. Но если молодого человека привели в Сенат, где он должен выступить как свидетель, и он краснеет, это вполне приличествующая стыдливость. Стыдливость — знак превосходства. Нас оскорбляет бесстыдный поступок вышестоящего, так как в нем мы видим презрение к нам, но бесстыдство нижестоящего никак не задевает нас. Так, например, ребенок колотит родителей, плюет на мать, выставляет напоказ то, что следует прятать, но мы не оскорблены этим, так как ребенок неспособен нас презирать. Точно так же непристойные выходки раба нас даже забавляют. Оскорбить может лишь тот, кто сюит выше нас, а бесстыдство того, кто стоит ниже, нам безразлично. В этом проявляется благородная невозмутимость, которую мудрец выказывает на людях.

Стыдливости здесь возвращается ее ценность, и она может быть определена как чувство стада, вызванное недостойными или нейтральными поступками. Так же как и в Древней Греции, стыдливость проявляется в сдержанности, в том, чтобы не совершать некоторых действий. Фест в трактате «О значении слов» связывает слово «стыдливость» со словом «чистота» (по-латыни pudor и putus, близкие по звучанию). И оба эти слова оказываются созвучны «ампутации», то есть удалению, отрезанию. Стыдливость позволяет что-то отрезать, от чего-то отказаться. Даже обретая былую ценность, она определяется через отрицание.

Но то, от чего следует отвернуться, не обязательно порочно. Так, например, нельзя порицать наготу саму по себе. Но она может вызвать нежелательную реакцию: сексуальное возбуждение или отвращение. Достойный человек постарается спрятать ее. Цицерон написал для своего сына книгу «Об обязанностях» («De officiis»); в ней он стремится найти источники поведения честного и достойного человека в четырех добродетелях, о которых говорил некогда Платон и которые потом станут четырьмя основными добродетелями христианина. Это благоразумие, справедливость, сила, умеренность. Последняя добродетель призывает нас уважать самих себя в собственных глазах и хранить благопристойность перед лицом другого человека.

В том случае, когда надо скрыть от постороннего взгляда объект вожделения, стыдливость связана с красотой, в первую очередь женской. Но мы также стремимся скрыть от других и то, что может вызвать у них отвращение: уродство или отправление естественных потребностей. Одни и те же органы служат и для испражнения, и для продолжения рода; их вид может вызвать два прямо противоположных чувства. Стыдливость опять предстает перед нами опосредованной через чужой взгляд, однако потребность в стыдливости здесь вытекает из деликатности, а не из страха порицания.

Цицерон вводит в свои размышления еще один важный нюанс: он связывает стыдливость не с действием, а с реакцией на него. Нет ничего непристойного в том, чтобы говорить об убийстве, хотя этот акт сам по себе порочен. Зато неприлично говорить о деторождении и зачатии, хотя это весьма достойные занятия. Можно сказать, что римляне рассматривали стыдливость как добродетель и четко отделяли ее от действия, ее порождающего.

Более того, эта добродетель предписана самой Природой, и в этом можно увидеть ответ на учение Аристотеля об относительности стыдливости. Цицерон говорит, что волосы, растущие на половых органах, служат доказательством того, что сама Природа хотела скрыть некоторые органы, предназначенные для той деятельности, которая может принимать уродливые формы. Стыдливый человек, избегающий называть своими именами определенные части тела и те действия, что они производят (испражнение, половой акт), просто подражает Природе, скрывающей все это от чужого взгляда.

Стыдливость свойственна от природы и мужчинам, и женщинам, но женщинам все-таки свойственна чуть больше. Из века в век переходит аргумент, высказанный в I веке Плинием Старшим, а в III веке — Солином. Оба они совершенно серьезно доказывают, что сама Природа даже после смерти заботится о стыдливости женщин, ибо трупы утопленниц всплывают животом вниз, тогда как трупы мужчин плывут на спине.

Представление о том, что самой женской природе свойственна стыдливость, становится общим местом в законах Римской империи. Опираясь на него, законодатели запрещают женщинам выступать в суде. «Стыдливость, свойственная полу», «стыд, неотъемлемый от их пола», «стыдливость матроны» не позволяет женщинам появляться перед собранием мужчин. Однако римляне часто восхваляют мужскую стыдливость. Стыдливый мужчина заслуживает даже большую похвалу, чем женщина, потому что проявляет чувство или ведет себя не так, как свойственно его полу.

В Древней Греции стыдливость играла охранительную роль, отвращая молодежь от стези порока. Но греческие философы тщательно анализировали только мужскую стыдливость и ничего не писали о стыдливости женской. В Древнем Риме стыдливость превратилась в женскую добродетель, а понятия «стыд» и «стыдливость» стали связываться исключительно с нравственностью в сексуальных отношениях. Именно римляне определили наше видение стыдливости. Им мы обязаны представлением о двух разных и взаимодополняющих аспектах стыдливости: необходимость скрывать от постороннего взгляда то, что отвращает (отправление естественных потребностей), и то, что соблазняет (половые органы). Первый аспект соотносится и с мужчинами, и с женщинами, второй — только с женщинами. Оба аспекта могут быть определены как соотнесенные с взглядом другого человека.

ЖЕНЩИНЫ БЕЗ ПОКРОВОВ

Насколько стыдливы женщины, в первую очередь определяют мужчины, глядящие на них. Как же ведут себя женщины, когда остаются одни? Об этом трудно судить, потому что подавляющее большинство суждений о стыдливости высказано мужчинами. При этом мужчины рассказывают о сборищах