Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский

Не сказать, что я всю жизнь, до момента поступления в институт, мечтал стать кибернетиком. Наоборот, моя мечта была строить самолёты и на них летать. Но потом что-то пошло не так и мечта так и осталось мечтой, хотя я до сих пор строю самолёты из пластмассы, но не летаю на них, а ставлю под стекло на полку.

И тогда, когда что-то пошло не так, я стал студентом Московского института управления. В то время две специальности «котировались» в нашем институте – международные экономические отношения и экономическая кибернетика. Язык я знал значительно лучше персонажей из известного фильма, но вовсе недостаточно для международника. Поэтому путь мой лежал на второй этаж Лабораторного корпуса, где я попал в распростёртые объятия мастодонтов отечественной кибернетики во главе с доктором наук, профессором Василием Ивановичем Дудориным.

О студенчестве можно рассказывать долго. А я, хоть фактически и не работал ни дня тем, на кого учился, с гордостью несу все эти годы почётное звание кибернетика!

Давно это было…

Давно это было…

15 февраля 1988 года завершился вывод советских войск из Афганистана. Закончилась долгая война.

За два года до этого, получая приписное удостоверение в военкомате, я написал заявление, в котором просил, если представится возможность, призыва туда…

А еще через два года, после сданной первой сессии, перенесённой на конец января из-за непосильных колхозных работ по уборке морковки на полях Подмосковья, сидели мы в маленьком номере подмосковного же дома отдыха с двумя моими друзьями-одногруппниками и пили водку. И за то, что не попали туда, и не чокаясь, поминая, и за второй год без войны.

И только спустя годы я, далёкий от веры в совпадения, понял, что дата эта была выбрана неслучайно. В один из главных православных праздников. Праздник Сретения Господня.

Тогда, в феврале 1988 года вся большая многонациональная страна встречала не победивших и не побежденных. Выживших…

Давно это было…

Давно это было…

– Мама, я буду завтра, – частенько слышала моя мама в телефонной трубке. – Мы готовимся к семинару по вышке.

Зайдя туда, можно было «пропасть» на несколько дней, купаясь в дружбе и любви, познаниях и алкоголе. Нас, москвичей, в большинстве своём домашних мальчиков и девочек, магнитом тянуло туда, где мы теряли голову, пространство, время…

Это завораживающее и трепетное слово – общага.

Давно это было…

Давно это было…

Много-много лет назад, в те времена, когда проезд в Московском метро стоил 5 копеек, а я учился в славном Московском институте управления, и наша дача только строилась, произошла со мной такая история.

Времена были не очень простые (а когда было легко?). Родителям удалось купить краску для покраски дома на даче. Восемь трёхлитровых железных банок. Мне было поручено привезти её на дачу. Всё бы ничего, но в те выходные, когда краска должна была быть доставлена на дачу, мой друг отмечал свой день рождения. Жил он тогда в городе Раменское…

Станковый рюкзак «Ермак», повидавший красоты Подмосковья, Крыма и Кавказа был забит банками с краской. Старая электричка, набитая дачниками, кое-как приняла меня с краской в свои недра и выплюнула на станции Раменское, свистнула на прощание и умчалась дальше.

Не буду рассказывать, как прошёл день рождения, скажу лишь, что так, как проходят дни рождения, когда вам плюс-минус двадцать лет.

Всё было чудесно, но доставка краски не отпускала меня ни на минуту. Ехать мне нужно было до станции Солнечногорск, электрички отправлялись от Ленинградского вокзала, потом пересаживаться на автобус и трястись час по второстепенным дорогам Подмосковья. Я всё рассчитал. И, не сомкнув глаз, стал первым пассажиром первой, отправляющейся от станции Раменское, электрички. Прибыв на Казанский вокзал, я бегом, насколько можно было бежать с краской за спиной, пересёк площадь и, купив билет, заскочил в закрывающиеся двери электрички, которая увозила меня и краску на дачу.

Мой «подвиг» не был оценён, и дом красили уже на следующий год другой краской. Но помню всё это как вчера.

Давно это было…

Давно это было…

На заре разудалой и бесшабашной юности мы с друзьями кочевали из одного московского заведения общественного питания в другое, ища себе постоянное пристанище как в известном заокеанском молодёжном сериале. Мобильных телефонов тогда ещё и в помине не было, но у некоторых из нас были пейджеры, куда можно было отправить сообщение, дозвонившись до оператора, крутя диск стационарного телефона. Мы разбивались на группы, стараясь быть в поле зрения обладателя пейджера, чтобы, получив сообщение, стремглав мчаться на встречу с любимыми друзьями.

И вот однажды мы присмотрели для себя небольшое кафе, которое организовали в одной из частей магазина «Рыба» на улице Герцена, аккурат напротив улицы Огарёва. Уж не знаю, чем оно нас привлекло. Может быть тем, что там сквозь пальцы смотрели на любимый нами тогда красный Крымский портвейн, разливаемый нами под столом. Может быть потому, что туда можно было без труда добраться. А может быть и потому, что там было совершенно спокойно, ведь мы находились «под присмотром» сотрудников силового ведомства, работавших по известному на всю страну адресу – Огарёва, 6, которые частенько заглядывали туда перекусить и испить растворимого кофе.

Помимо нас, завсегдатаев этой забегаловки, там бывали и художники. Они каждый раз были новые, но неизменно с бородами, в которых сохла краска, используемая для написания очередного шедевра, с запахом трёхсуточного алкоголя и видом непроходящей гениальности в глазах. Мы с ними знакомились, наслаждаясь разговорами о живописи и музыке под прекрасный красный Крымский. Со временем мы выяснили, что все они – друзья и коллеги художника, мастерская которого находилась в этом же доме на последнем этаже. Было бы неправдой сказать, что нам не хотелось там побывать, но без приглашения это мы себе позволить не могли. И вот однажды, о счастье, хозяин мастерской посетил нас, спустившись из своей чердачной светёлки. Шумный и бородатый, тёплый и не расчёсанный, он представился – художник. Так мы его все и звали. Дружили мы долго, крепко и беззаветно – неделю или полторы. Венцом нашей дружбы у меня осталась одна его замечательная работа, тепло мною вспоминаемого московского художника.

Давно это было…

Давно это было…

Годы пролетают неумолимо, сменяя друг друга. Память же