Записки москвича - Дмитрий Владимирович Кошлаков-Крестовский

Случилось и нам, с моим дорогим другом, заработать свои первые деньги, выплаченные нам в твёрдой валюте зелёного цвета. По тем далёким временам сумма составляла целое состояние. Не думая ни минуты, мы разделили заработанное на три части. Каждый из нас забрал треть, а оставшуюся треть мы решили прогулять. Деньги приятно шуршали в карманах, и мы стали выбирать куда пойти. Выбор пал на известное тогда заведение «Спорт-бар» что на Калининском. Время было обеденное, и скучающий бармен, завидев нас, несказанно обрадовался.

– С чего начнём, ребята?

Мы переглянулись. Поскольку мы не были искушены знаниями заморских коктейлей и до сего дня употребляли ассортимент московских магазинов, пожали плечами.

– Давай по нарастанию градусов, – не сговариваясь, ответили мы.

– Тогда вот вам книжка, выбирайте и заказывайте. Всё сделаю в лучшем виде.

Так мы начали свой «поход» по барменской книжке, повышая градус и обсуждая ощущения. Разговор наш становился всё веселее и развязнее, пошли в ход рассказы о победах на личном фронте, о злобных преподавателях, о любимых футбольных командах. И тут мы заметили, что за нами с интересом наблюдает ещё один посетитель заведения, каким-то непонятным образом оказавшийся за стойкой бара. Время от времени он поднимал свою кружку пива, как бы чокаясь с нами и желая нам доброго здоровья.

Так пролетели часа три, а может и больше. За окном начало смеркаться, а мы плавно подошли к кульминации импровизированной дегустации.

– Закончим мы ребята тем, чего нет в книжке, – сообщил нам бармен. – Ребята вы крепкие, так что волноваться нечего. Вас ждёт «Доктор Пеппер»!

Мы переглянулись, а, на тот момент, уже наш друг-бармен в мгновении ока налил два бокала пива, прогрел рюмки, наполнил их ромом и поджёг.

– Теперь, друзья, опускаем рюмки в пиво и залпом выпиваем!

Мы вновь переглянулись, но чувство осторожности нас покинуло после первого часа, и приготовились…

– А теперь, ребята, я скажу вам «до свидания!» – услышали мы голос нашего коллеги с другого конца барной стойки.

С барменом мы потом дружили ещё несколько лет. Он приезжал к нам на общие праздники со своей книжкой и набором для приготовления коктейлей.

Давно это было…

Давно это было…

Заснеженная Москва провожала нас в хмурый город на Неве с неохотой, оставляя в «Спорт-баре» на Калининском на бесконечные посошки. «Южный» поезд, уходящий с Курского вокзала, приютил нас на ночь серым бельем и холодным чаем. Серый Московский вокзал предлагал нам поправить частичное обезвоживание молодых организмов холодным «Невским» и «Степаном Разиным», маленькая пиццерия на Ваське спасла горячей пиццей, а опустошённые запасы домашнего вина питерского друга добавили приподнятого настроения. Очередь при входе на красно-белый Петровский, милицейский протокол в перерыве, победа и слёзы армейского друга в унисон с дождём, накрывшим стадион.

А потом праздник в «Кукараче» на Фонтанке, и текила рекой, забег и запрыгивание в уезжающий поезд, танцы в вагон-ресторане, сюжет в футбольном обозрении на новый год.

Золотой матч московского Спартака в 1996 году.

Давно это было…

Давно это было…

Почти всех своих прадедушек и прабабушек я не застал. Кроме одного. Папу моей бабушки звали Ион. Человек он был неординарный. Прожил почти сто лет. Был он верующим, одно время заведовал свечным ящиком в храме в районе Солянки. Во встроенном шкафу его комнаты был иконостас. Прадедушка очень следил за своим здоровьем. Не курил и не пил, но любил гостей, которым щедро наливал. Дед Ион принимал ванны из мёда и различны трав. В подбородке у него была небольшая круглая дырка, и мне представлялось, что это немецкая пуля Первой мировой войны оставила такой след.

На огромной копии картины Айвазовского «Девятый вал», дед Ион зарисовал терпящих кораблекрушение как мог, оставив свой след в большом искусстве.

Но были у него и малые формы выражения полета творческой мысли. Он никогда не выкидывал разбившиеся изделия из фарфора. И когда набиралось достаточное количество, он хаотично обклеивал бутылки из-под молока или кефира разноцветными осколками. Получалась ваза для цветов, укутанная в такое лоскутное одеяло. Вазы он дарил всем вокруг. И у нас одна сохранилась, напоминая о прадедушке.

Давно это было…

Давно это было…

– Мама, а теперь тебя можно считать женщиной? – звонкий вопрос пятилетней девчушки взорвал пляж раскатистым женским смехом и тихим мужским хихиканьем.

Мама девочки, уверен, будет помнить этот день всю свою жизнь. А вот девчушка нет.

Как и я, как не пытался вспомнить, какое оно море моего детства, так и не смог. Кроме ярких эпизодов, никак не связанных с водной стихией. Где-то, в одной из ячеек моей памяти, хранится солёный вкус и запах кожи, которую я нет-нет, но пробовал на язык. Как пробуют – пристынет или нет – язык зимой к железу. В другой бережно сохранён морской закат. А ещё в одной – вкус кукурузы и шашлыка. Ах да, вот ещё что – само плавание в море. Не было дурацких надувных кругов в виде лебедей и чаек. Я, как пловец, демонстрировал своё умение, думая, что выходить из пены волн буду, если не под аплодисменты отдыхающих граждан и гражданок необъятной страны, то уж точно под их восхищённые взгляды. Но, как я не пытался найти на загорелых и обгорелых лицах с непременным листочком с прибрежных деревьев или куском курортной газеты на носу пляжных сограждан восхищение или на худой конец удивление – экий мастер рядом с нами жарится на южном солнышке – все мои поиски разбивались, как морские волны о берег пляжа.

Последнее перед школой лето было очень насыщенным. Пионерский лагерь, скарлатина и, наконец, самое синее Чёрное море. Кавказское побережье. Дагомыс. Это сейчас Дагомыс стал тем Дагомысом, который выбирающие отдых на море видят на красочных фотографиях рекламных буклетов – светлый и лоснящийся. А тогда это был населённый пункт, больше походивший на деревню. Мы снимали однокомнатную фанерную халупу, по размеру чуть больше, чем домик дядюшки Тыквы. Тропический ливень, случившийся однажды ночью, залил наше жильё, и весь следующий и последующий день наши вещи сушились. И нам не оставалось ничего другого, как проводить весь день на пляже. Не сказать, что я был раздосадован, ведь перерывы между заплывами в море заполнялись поеданием свежих слив. Вскоре оказалось, что вместе с папой мы съели их ведро почти целиком. Ох, и заненастило нас потом…

Уже школьником, живя в июле