Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

оставить пожинать лавры какого бы то ни было посредника… Бенеш думает, что Лаваль не выпустит инициативы из своих рук». В конце концов, кто мог знать, как поступит Лаваль? Бенеш так или иначе настаивал на том, чтобы на всех переговорах стороны изъяснялись максимально ясно, и тем самым ломился в открытую дверь. «Эту ясность нужно прежде всего, так сказать, преподать Франции, и в этом Бенеш видит свою задачу и задачу СССР». Он даже предупредил Лаваля в Женеве, что, если Франция не заключит соглашения с СССР, Румыния неизбежно станет союзником Германии. Так же думал и Титулеску.

Данный разговор не был окончен, поскольку Бенеш, говоря о Румынии, обрушился на Титулеску, которого рассматривал как опасного соперника, посредника-конкурента в отношениях с Францией. И, что любопытно, неприязнь была взаимной. Бенеш полагал, что Титулеску излишне темпераментный, слишком прямой и слишком шумный. Он отмечал, что невозможно грозить французам, искушать их «слишком громкими посулами» и закатывать истерики с целью привлечь внимание. «Французы, дескать, хорошо знают Бенеша и очень ценят его манеру тихо и спокойно заявлять о тех или иных жизненных интересах Чехословакии». Бенеш вроде бы и не хотел плохо говорить о «своем личном друге Титулеску», однако поступал именно так, подчеркивая, что тот не умеет вести себя с французами. Титулеску, со своей стороны, жаловался Литвинову на Бенеша, из-за чего тот подумал, что отношения между двумя посланниками оставляют желать лучшего. В Женеве Титулеску посетовал «на уступчивость и компромиссность» Бенеша[990]. Иными словами, он слишком быстро сдавал позиции.

На деле Литвинов был доволен деятельностью Титулеску. «В Женеве он прямо с вокзала явился ко мне в гостиницу», — сообщил Литвинов. Это было 21 февраля. Титулеску только приехал с конференции Малой Антанты в Любляне, где высказался в поддержку советской политики. Для взаимодействия с Лавалем это было то, что нужно. По словам Литвинова, Титулеску проводил самую крепкую и дружественную политику по отношению к СССР из всех посланников Малой Антанты. При этом он не имел широкой поддержки в его родной стране. За границей он чувствовал себя в большей безопасности, чем на родине в Бухаресте[991]. Титулеску был похож на маленького голландского мальчика Ганса, который, заткнув пальцем течь в дамбе, спасает город от потопа. Альфан не верил, что ему удастся предотвратить катастрофу, и сказал Рубинину, что «достаточно уйти Титулеску, и политика Румынии может резко измениться»[992]. Титулеску считал так же.

Причиной ссоры между Бенешем и Титулеску была гордыня, а не политические разногласия. Оба, по крайней мере на словах, придерживались одного и того же курса. Титулеску ясно высказывался за сближение с Советским Союзом. А вот что заявил Бенеш в ходе своих дальнейших бесед с Александровским, после того как Прагу, проездом в Лондон из Москвы через Варшаву, посетил Иден: «Англия не может изолировать себя от прямого участия в европейских делах». Невозможно мечтать о мире и безопасности в Восточной Европе, самому не протянув руку помощи. Бенеш сказал Идену, что мир абсолютно неделим, и позаимствовал фразу у Литвинова: не может быть мира на западе Европы, если его не будет на востоке. Фраза хорошая и, как показало время, истинная. По словам Бенеша, Иден его «полностью понимал»[993]. Может, оно и так, да только ни Иден, ни британский Кабинет министров не поддержали эту идею делом. Бенеш, конечно же, умел подобрать правильные слова о мире и безопасности в Европе, но он не всегда знал, что нужно сделать для защиты этого мира.

Александровский питал к Бенешу определенную симпатию, хотя и не считал особо надежным человеком. Прав был Титулеску насчет него. «Для уточнения атмосферы, в которой проходят мои разговоры с Бенешем, — писал Александровский Литвинову, — должен сказать, что Бенеш все время явно подделывается под наш тон. Он всегда и неизменно приходит в восторг от Ваших соображений и немедленно выражает свое полное согласие с ними. Он немедленно и все “понимает и признает”. Однако, как только он начинает развивать ход своей мысли, он немедленно впадает либо в казенный, иногда прямо наивный, оптимизм, либо начинает заниматься политикой, больше похожей на политиканство, в котором слишком много бывает от личностей, их качеств, связей, симпатий и т. д.».

По словам Александровского, Бенеш все поставил на Францию, а теперь уже не был в ней уверен. Он «чувствует, что его элементарно простая линия поведения стопроцентной ставки на роль французского вассала сейчас сильно подмочена».

«Я чувствую у него временами прямую растерянность человека, заблудившегося между тремя соснами. Конечно, я этим не хочу сказать, что Бенеш сколько-нибудь потерял ориентацию или что он не разбирается в международной обстановке. Такое утверждение доказывало бы только, что на Бенеше сильно отражается тяжелое международное положение Чехословакии, перед лицом которого он в значительной мере потерял свой прежний апломб и далеко не так определенен в своих рассуждениях по поводу расстановки сил на его шахматной доске»[994].

Замечание Александровского о зацикленности чехословацкого министра на Франции имело под собой почву. В середине апреля Бенеш был в Женеве. Он повторил Рене Массильи уже сказанное Лавалю и Леже: мол, он «не хочет брать на себя больше обязательств в отношении СССР, чем берет Франция. Поэтому он решил подписать текст, идентичный тому, который подпишет Франция»[995]. Из записи разговора с Бенешем, которую вел Массильи, создается впечатление лизоблюдства. Похоже, характеристика Бенеша как французского вассала, данная Александровским, была недалека от истины.

Президент Чехословакии Э. Бенеш

О своем намерении подписать исключительно текст, идентичный французскому, Бенеш сообщил и Литвинову. Чехословакия должна была оказать помощь СССР не в одиночку, а только вместе с Францией. Бенеш опасался, что если Чехословакии придется воевать с Германией без Франции, то в условиях, когда у СССР нет общей границы с Германией, Чехословакию ждет изнурительная война, такая же как в годы Первой мировой — Сербию. Литвинов считал, что это вряд ли: Германия попросту разделается с Чехословакией в короткий срок. Что касается Польши, то Бенеш собирался обсудить возможность заключения соглашения о взаимопомощи на случай польского нападения. Однако он полагал, что в Праге эту идею не примут. Литвинов запросил инструкций, при этом высказал мнение, что причин продвигать заключение антипольского договора о взаимопомощи нет. На тексте телеграммы Сталин оставил комментарий о том, что заключение соглашения с Чехословакией следует отложить до возвращения Литвинова в Москву для консультаций[996].

3 мая, когда стало известно о подписании франко-советского пакта, Бенеш отправился к Александровскому обсудить возможность заключения соглашения