Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

всем его объеме, и члены Совета вынуждены будут занять определенные позиции. Речь будет идти о возможном применении к Италии как к агрессору предусмотренных Уставом Лиги мер, может быть, вплоть до экономических санкций. Англия, Турция и большинство малых наций будут сторонниками санкций. Я не думаю, чтобы Франция, выступающая пока в роли адвоката Италии, решилась своим голосованием сорвать эти меры. Как бы ни хотелось нам не портить отношений с Италией, мы не сможем не выступать против нарушения мира и затеваемой Италией империалистической войны».

Литвинов надеялся пристыдить британцев, напомнив им об отказе от ответственности во время японского вторжения в Маньчжурию, и получить от них подтверждение того, что они будут строго придерживаться Устава в случае дальнейших агрессивных действий Италии. Проблема была в том, что никто не мог пристыдить «англичан», когда речь заходила о практических вопросах. Как узнал Литвинов из доклада Майского, даже Черчилль был готов выиграть время для борьбы с Японией за счет Китая. Нарком рассчитывал на трехстороннюю декларацию Англии, Франции и СССР, в которой говорилось бы о жестких действиях Лиги для борьбы с дальнейшей агрессией. Литвинов понимал, что Франция вряд ли на это пойдет, а вот Великобритания может, если напряжется, и тогда декларацию также подпишут Турция, Малая Антанта и другие страны. «Конечно, мы не можем делать такое выступление непременным условием нашего голосования против Италии, — пришел к выводу Литвинов, — но можем попытаться получить вышеуказанную компенсацию. Я предполагаю в этом духе здесь действовать, если с Вашей стороны не последует возражений»[1014].

Ответ Сталина на просьбу Литвинова одобрить его действия не сохранился. В августе Италия завершила мобилизацию, что привело к обострению кризиса, а Великобритания сосредоточила военно-морские и военно-воздушные силы в Средиземном море и в Египте. Но даже для Литвинова абиссинские интересы не стояли на первом месте.

Обострение кризиса

Когда в начале сентября состоялось заседание Лиги Наций, кризис вошел в острую фазу. Сталин в это время отдыхал в Сочи и пошутил по поводу сложившейся ситуации. НКИД сомневался в приемлемости экспорта в Италию в свете санкций Лиги. Сталин по этому поводу написал: «Я думаю, что сомнения Наркоминдел проистекают из непонимания международной обстановки. Конфликт идет не столько между Италией и Абиссинией, сколько между Италией и Францией, с одной стороны, и Англией, с другой. Старой Антанты нет уже больше. Вместо нее складываются две Антанты — Антанта Италии и Франции, с одной стороны, и Антанта Англии и Германии, с другой. Чем сильнее будет драка между ними, тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем, и другим, чтобы они могли драться. Нам вовсе невыгодно, чтобы одна из них теперь же разбила другую. Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой»[1015].

От Сталина и его двух соратников — Молотова и Кагановича — всегда можно было ожидать циничных замечаний. Когда вождь писал об англо-немецком союзе, он, очевидно, ссылался на англо-германское морское соглашение. Это соглашение было подписано всего лишь через два с половиной месяца после визита Идена в Москву, что разожгло вечно тлеющий цинизм Сталина. Для него Альбион всегда оставался коварным. Он не был совсем уж не прав в этом, но Литвинов хотел восстановить Антанту, существовавшую в Первую мировую войну, а не веселиться из-за ее распада.

В начале сентября Литвинов проиграл выборы на должность вице-председателя Лиги. Ему не хватило всего одного голоса. Французам пришлось нажать на свои рычаги, чтобы получить дополнительное место для СССР. Литвинов не очень хорошо воспринял неудачу. Он отправил в Москву телеграмму и попросил разрешить ему выйти из Ассамблеи. Молотов, Каганович и Ворошилов рекомендовали принять дополнительное место вице-председателя. Сталин не согласился: «Я думаю, что правильнее будет принять предложение Литвинова и демонстративно покинуть Ассамблею, а Литвинову выехать немедля в Москву для доклада правительству. Пусть Ассамблея сама расхлебывает абиссинскую кашу»[1016].

Затем в Сочи пришла еще одна телеграмма, в которой говорилось о том, что раздор в Женеве улажен и советскому представителю предоставили место вице-председателя. Литвинов рекомендовал считать дело закрытым и не выходить из Ассамблеи. Сталин в ответ прислал длинный комментарий:

«Литвинов, видимо, сам испугался результатов своего предложения и поторопился потушить инцидент. Как видно, он не додумал своего предложения и не понял, что его предложение ведет к отъезду нашей делегации и угрозе выйти из Лиги Наций, если лиганцовские жулики-режиссеры не будут относиться к СССР с должным уважением и почтением. Он не понимает, что если мы вошли в Лигу, то это еще не значит, что мы должны быть послушными ее членами. Он не понимает, что, если мы не будем время от времени встряхивать лиганцовский навоз, мы не сумеем использовать Лигу в интересах СССР. Все поведение Литвинова продиктовано, по-моему, не столько интересами политики СССР, сколько его личным уязвленным самолюбием. Это печально, но это факт».

Сталин критиковал Литвинова за то, что тот не заметил лицемерия Франции и Великобритании, у которых тоже были колониальные интересы в Абиссинии, независимость которой была призрачной. Конечно, нарком именно по этому поводу обрушил свой гнев на Майского. Но он все еще рассчитывал на союз против Германии и поэтому не мог оскорблять своих будущих союзников. Литвинова выводило из себя положение, в котором он оказался, но ему пришлось проглотить свои принципы и обиды. Сталин уже не впервые ударил его по больному месту. Конечно, легко было говорить, находясь в отпуске в Сочи. Сталину не приходилось улаживать проблемы в Женеве. «Иначе говоря, — отметил Сталин, — он [Литвинов] не отметил разницу между нашей позицией и позицией Англии и Франции. Это, конечно, плохо. Литвинов хочет плавать по фарватеру Англии, тогда как мы имеем собственный фарватер, превосходящий по своему качеству всякий другой фарватер, по которому и обязан он плавать. Между прочим: хорошо было бы в нашей печати развить эту нашу точку зрения, смазанную Литвиновым в Женеве». По поводу изначального предложения Литвинова Сталин пошел на уступку и сказал, что, к сожалению, необходимо считать инцидент исчерпанным. В конце вождь пошутил, что «Литвинова теперь метлой не выгонишь из президиума Ассамблеи»[1017].

Сталин спокойно мог противоречить сам себе. Он все еще находился в Сочи, когда Каганович и Молотов прислали ему текст декларации Коминтерна, осуждающей фашизм в Германии и Италии и поддерживающей сотрудничество с Социалистическим интернационалом в Брюсселе и Лигой Наций в Женеве. Они заявили: «мы сомневаемся в целесообразности» черновика, но спросили, что думает Сталин. «Не