Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

по образцу франко-советского[997]. В общих чертах он уже обозначил свою позицию в Женеве в разговорах с Массильи и Литвиновым. Бенеш просил о двух дополнениях к французскому тексту: 1) Чехословакия должна быть освобождена от обязательств прийти на помощь СССР в случае советско-польской войны; 2) действие пакта должно быть в рамках Локарнских соглашений 1925 года. Литвинов советовал Сталину согласиться на этот вариант: французы уже выразили одобрение, поэтому отказать на этом этапе будет сложно. По словам Литвинова, он уже уведомил Бенеша о том, что два договора не могут быть идентичными, так как Чехословакия не подписывала Локарнские соглашения. Повторяя сказанное Литвинову в Женеве, Бенеш сообщил Александровскому, что «Чехословакия может оказывать помощь лишь в тех случаях, когда таковая будет оказываться со стороны Франции». Советский Союз не граничит с Германией, и в случае войны Чехословакию ждет скорое поражение, если в борьбу против Германии не вступит Франция. У Бенеша был и другой мотив. В апреле он сказал Массильи, что не желает брать обязательств в отношениях с СССР больше, чем взяла на себя Франция, а упоминание о Локарно также снимает с Чехословакии лишнюю ответственность. Как и Лаваль, Бенеш видел договор антигерманским, но не антипольским. Литвинов считал это рискованным, поскольку Чехословакия в случае польской агрессии могла оказаться совсем без союзников и потерпеть поражение. Бенеш признал, что советское наблюдение небеспочвенно, пообещал над ним подумать, однако Литвинов не поверил, что чехословацкое правительство поменяет позицию. Как сказал Литвинов Потемкину, чехословаки хотят таких же «узких рамок», как французы, и эти обстоятельства вынуждают нас быть осторожными[998].

4 мая Политбюро одобрило текст пакта, но с включением туда положения о том, что советская помощь жертве агрессии будет зависеть от того, окажет ли такую помощь Франция[999]. Французы не хотели пакта с жесткими обязательствами; Бенеш не хотел заключать его без Франции, и в нынешних обстоятельствах Политбюро этого не хотело тоже. Позиция Франции в итоге имела решающее значение: если она не будет оказывать помощь, Чехословакия останется с агрессором один на один. СССР, в свою очередь, не мог быть эффективным участником договора о взаимопомощи без полного одобрения Франции и Великобритании. Без такого одобрения Малая и Балканская Антанты не согласились бы на альянс с Советским Союзом. Даже Чехословакия, нуждавшаяся в альянсе, как никто другой, вела себя уклончиво. И во всем этом была виновата не советская сторона, которая изо всех сил давила на Францию, пытаясь склонить ее к реальному союзу. Идею альянса с СССР отвергали любители пускать пыль в глаза, и среди прочих Лаваль, Леже, Баржетон и Бадеван. И в этом их поддерживал и поощрял британский МИД, несмотря на позицию Ванситтарта.

Визит Лаваля в Москву

Лаваль по пути в Москву остановился в Варшаве, где его принял Бек и другие польские руководители, за исключением Пилсудского, который был уже на смертном одре и скончался 12 мая. Лаваль хвастался, как ему удалось расшатать формулировки франко-советского пакта. Он не хотел придавать французской политике «флер русофильства». Франция «абсолютно лишена просоветских тенденций»[1000]. Эти заявления были как бальзам на душу Бека… Конец политике Барту! А с другой стороны, можно ли верить Лавалю?

13 мая Лаваль прибыл в Москву, где его с флагами и оркестрами встречала ликующая толпа и ждали банкеты. Визит Лаваля был не столько деловым, сколько церемониальным. Он провел две официальные встречи: одну в НКИД с Литвиновым, Крестинским и Потемкиным и другую в Кремле со Сталиным и Молотовым. В Кремле все ему улыбались. Глядя на официальную фотографию, трудно поверить, что пакт оказался пустышкой.

Встреча на высшем уровне в Москве премьер-мининстра Франции П. Лаваля с главой СССР И. В. Сталиным (слева направо: Ш. Альфан, А. Леже, М. М. Литвинов, В. П. Потемкин и В. М. Молотов). Май 1935 года. АВПРФ (Москва)

Ни на одной из бесед не велась запись. Крестинский написал Майскому, что Лаваль поднял вопрос царских долгов, но обсуждение слишком далеко не зашло. Сталин отмахнулся, заявив, что дело мертво, да и сами французы не слишком спешат платить долги. «Когда же Лаваль сказал, что французы платежи американцам увязывают с получением платежей от немцев, то тов[арищ] Сталин шутя сказал, — записал Крестинский, — что мы тоже готовы обсуждать вопросы о долгах, связывая их с убытками от интервенции. Если французы согласны покрыть нам эти убытки, мы, пожалуй, могли бы говорить о долгах». И Лаваль спешно отступил. У Крестинского сложилось впечатление, что сам Лаваль не воспринимал этот вопрос серьезно, но задал его, чтобы потом отчитаться об этом в Париже [1001]. По свидетельству Потемкина, Лаваль сам поднял вопрос о переговорах между штабами, призванных усилить франко-советское военное сотрудничество. Французское верховное командование не было информировано о дискуссиях, которые вел Лаваль в Москве, но держало дверь открытой, ожидая лишь отмашки Лаваля к началу переговоров. Лаваль, как это за ним водилось, по возвращению в Париж отложил начало военных переговоров[1002]. Сталин согласился на совместное коммюнике с абзацем в поддержку французской национальной обороны[1003]. Это вызвало ужас у опального Троцкого. Но почему бы и не поддержать французскую национальную оборону, если на кону организация антинацистского альянса? Сталин видел в этом цель, но можно ли то же самое сказать о Лавале? Что касается Троцкого, его мнение больше никого не интересовало и могло лишь усилить желание Сталина его устранить.

Майский позднее слышал от третьих лиц, что Сталин был с Лавалем откровенен. Лаваль сразу после обмена комплиментами и соблюдения политеса выразил удовлетворение тем, что франко-советский пакт не обращен против какой-либо конкретной страны.

«Как не направлен? — отвечал Сталин. — Наоборот, направлен и очень направлен против одной определенной страны — Германии».

«Лаваль был несколько ошарашен, но сразу же постарался перестроиться и с той же обворожительной вежливостью стал выражать удовольствие по поводу откровенности Сталина. Так, мол, говорят лишь между настоящими друзьями».

Сталин прервал его: «Вы были сейчас в Польше, что там происходит?»

Лаваль: «Хотя прогерманские настроения в Польше еще сильны, но имеются признаки улучшения, которые постепенно приведут к изменению польской политики…»

Сталин прервал его: «А по-моему, никаких признаков нет! Вы друг поляков, попробуйте же их убедить, что они играют гибельную для самих себя игру. Надуют их немцы и подведут. Вовлекут Польшу в какую-либо авантюру, и когда Польша ослабеет, то заберут ее или разделят с какой-либо другой державой [курсив наш. — М. К.]. Зачем это нужно полякам?»