Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

– С Самуэлем?

– Уже называешь его по имени? А в самом начале ты боялась даже упоминать мое имя, – сказал он, и мое сердце тяжело застучало в груди. – Неужели безмозглый странствующий кузен Сезги и есть тот счастливчик, с которым ты связана узами Непреложной печати? Только не говори, что ты привязана к какому-то бродяжке. Это глупо даже для тебя.

– Во-первых, это не я создала узы, – хрипло сказала я. Эфкен притянул меня к себе, и наши тела идеально совпали, словно кусочки пазла. Мое сердцебиение участилось. – Мы просто по-дружески болтали, это во-вторых. – Я уставилась на него. – А в-третьих, я не обязана тебе ничего объяснять.

– В-четвертых, ты все равно должна мне объяснить, – сказал он бездушным голосом.

Над моей головой нависли черные грозовые тучи – творение имени Эфкена. Когда он посмотрел на меня, я увидела в глубине его глаз лучи солнца, которое никогда не всходило в этом городе. Они коснулись меня, проникли в самую душу, и я не могла не покориться им.

Моя душа разлагалась день ото дня.

Я носила в себе гнилую душу, а он обнимал бездушное тело и погружался рядом с ним в глубокий сон.

– Ты не собираешься рассказать, о чем ты с ним говорила? – снова спросил Эфкен. На этот раз его голос был похож не на выпущенную из лука стрелу, а на медленно приближающуюся ко мне ядовитую змею. Рано или поздно змея вонзит в меня ядовитые клыки, и ее яд, смешавшись с моей кровью, начнет циркулировать по венам.

– Почему тебя это так волнует?

– Просто скажи мне.

Эфкен резко крутанул меня, и я вдруг прижалась спиной к его груди. Он держал меня за талию, а свободной рукой скользнул к шее. Так мы и стояли несколько секунд среди других танцующих пар. Окружающие косились на нас из-под масок, на их губах появлялись улыбки, но никто долго не задерживал взгляд.

– Скажи мне, – прорычал он, снова разворачивая меня к себе. – Почему ты ему улыбалась?

– Я ему…

– Не смей врать. Я был там, я наблюдал за каждым твоим шагом. Все время следил за тобой. – Внезапно его руки оказались на моей талии, и я обняла его за шею. Мы оставались в таком положении не дольше секунды, а потом он наклонил меня так, что мое тело стало напоминать перевернутую букву «С». Он склонился надо мной, потому что я так и не отпустила его шею. Мои волосы почти касались внутренней стороны коленей, а глаза неотрывно смотрели в его глаза. Его дыхание коснулось моего лица, и наши губы словно желали слиться в поцелуе.

– Ты улыбнулась ему. Я был там. Я смотрел на тебя, но ты смотрела не на меня, а на него. – Я слышала, как его бешеный пульс, сливаясь с моим, превращался в гул. – Ты улыбалась не мне, а ему.

То ли от непривычного положения тела, то ли по какой-то иной причине, но на моей шее проступили вены, словно толстые корни дерева. Эфкен тут же заметил их и, прищурив глаза, стал прислушиваться к пульсации моей крови. Синева его глаз проступала даже сквозь черную чащу его ресниц, словно морской пейзаж где-то на горизонте.

– У тебя точно какие-то проблемы, – прошептала я.

– Именно. – Эфкен резко выпрямил меня, не отрывая взгляда от моей шеи. Он смотрел так, словно жаждал моей крови. Слово хотел вонзить зубы в мою шею и высосать все до последней алой капли… Я представила, как он прижимается губами к моей шее, захватывает кожу между зубами и посасывает. От этой мысли я задрожала в его руках.

Он ничего не заметил.

– Ты улыбалась ему, – повторил Эфкен, снова обхватив меня за талию и крепко прижав к себе.

– Это просто дружеская улыбка. К тому же тебя это не касается.

– Мы так не договаривались. И когда это вы успели стать друзьями? – Я чувствовала себя так, как будто иду по краю обрыва, передвигаясь совершенно вслепую, потому что Эфкен завязал мне глаза. – Я запрещаю тебе улыбаться кому-то, кроме меня.

– Ты смешон, – сказала я сквозь стиснутые зубы, потому что он нес полную чушь.

– Я абсолютно серьезен, Махи, – сказал он, и мое сердце бешено застучало в груди.

Я не знала, какая судьба меня ждет. Этот факт должен был пугать меня до чертиков, но сейчас самым пугающим было вовсе не это. Сильнее всего я боялась утратить это потрясающее чувство опьянения, которые испытывала, когда касалась кожи Эфкена. Я боялась, что моргну и больше никогда его не увижу; что однажды мне придется расстаться с ним. Что тогда случится? Почему сердце разрывается от одной лишь мысли, что я расстанусь с человеком, который так близко и так быстро подобрался к моей сути? Почему так больно оттого, что он останется лишь воспоминанием из прошлого?

Он постоянно вмешивался в мои дела, вел себя деспотично, нелогично и непоследовательно, одно его слово противоречило другому, но каждое его слово было клятвой. Но несмотря на все отрицательные стороны, несмотря на тьму внутри него, я считала его прекрасным – и ненавидела его за это. Я не могла понять этих чувств. Разве кто-то хочет плакать, когда смотрит на что-то прекрасное? А я хочу.

– Ты смотришь на меня, но не отвечаешь, – сказал он, обдавая меня запахом виски. Сейчас, когда его лицо было так близко к моему, мне хотелось подняться, наступая на упавшие к моим ногам кусочки души, дотянуться до него и провести пальцами по чисто выбритому лицу. Я не знала почему, но именно этого я и хотела. Когда он прижался ко мне еще сильнее, желание стало невыносимым, таким жгучим, что я подумала: у меня разовьется абстинентный синдром. Он словно был моим наркотиком.

– Я не знаю, что ответить, Эфкен. Я не понимаю тебя. Ответ прост. Я тебя не понимаю.

Хотелось бы мне прочесть его как книгу. Даже если на это уйдет целая жизнь, я бы хотела водить пальцами по его страницам, читать его, запечатлевать в сознании, а затем записать мысли о нем и превратить их в аксиомы. Но меня ждало лишь прошлое, до которого я не могла дотянуться, и будущее, которое по-прежнему оставалось неопределенным. Наверно, болезненно вырывать кусочки прошлого и потом собирать их воедино, потому что конечная картинка может причинить мне сильнейшую боль. На мой взгляд, если кто-то хочет спокойно засыпать по ночам, то он должен забыть все, что случилось в прошлом, какие бы события оно ни хранило. Интересно, смогу ли я, вспомнив