История карфагенян - Вернер Хусс

более раннее время прозвище Pulcher, то мыс мог называться также Promunturium Pulchri (= Мыс Красивого). Такое название в его древнелатинской форме (*Promontousiom *Polkroi), вероятнее всего, и стояло в тексте договора. Полибий же, кажется, увидел в *Polkroi не субъективированное прилагательное (Promunturium Pulchri), а определение в форме прилагательного (Promunturium Pulchrum). И вместо того, чтобы перевести как Kaloý akrōtērion (мыс Прекрасного), перевел как Kalón akrōtērion (Прекрасный мыс). Но в связи с тем, что в местонахождении Promunturium Pulchri (= Ršršp = Рош Решеф = мыс Решефа) нет сомнения, а речь идет, как мы говорили, о Кап Фарина, то полибиевское выражение Kalón akrōtērion хорошо подходит к идентификации обоих мысов.

Из всего приведенного выше вытекает, что римляне в первом карфагено-римском договоре обязывались не плавать за Кап Фарина в западном направлении.

Но какие цели преследовали карфагеняне этим запретом? Конечно, они не намеревались закрыть римлянам Гибралтарский пролив; в таком случае они должны были установить предельный пункт и на испанском побережье, как они это сделали во втором договоре. Это запрещение было направлено только против возможности захода римлян в гавани северного побережья Африки. Это побережье от «Прекрасного мыса» на востоке до «Столпов Геракла» на западе должно быть закрыто для любого чужого влияния. «Закрытие североафриканского побережья от любого чужого влияния находит себе удовлетворительное объяснение только в том, что карфагенское господство здесь находилось еще в состоянии становления, и страна еще не стала карфагенской провинцией или, по крайней мере, территорией союзников» (Вернер). Карфагеняне не хотели, чтобы римляне или другие чужие народы имели в этих областях какое-либо влияние, используя торговлю либо основание городов. В «Ливии», на Сардинии и в Западной Сицилии положение уже было другим. Здесь карфагенское влияние было уже столь сильным, что карфагеняне могли указать их в тексте договора как доступные области, но учитывая при этом, что речь идет об областях карфагенских союзников, а не о собственно карфагенских областях. Кроме того, Карфаген не был заинтересован, по крайней мере тогда, в ограничении торговых возможностей, а с ними и возможностей подъема своих союзников. Вероятно, однако, что при предоставлении римлянам торговых уступок некоторую роль играло и соображение, что торговые интересы Рима в это время не выходили далеко за пределы Лация[23], так что, по большому счету, предоставляемые уступки надо рассматривать скорее как пропагандистскую дипломатическую риторику, чем как удовлетворение римских желаний и потребностей. И возможно, что за предоставлением торговых уступок стояла также попытка на длительный срок урегулировать некоторые вопросы.

Естественно, римляне при заключении этого договора тоже преследовали свои интересы, и карфагеняне высказывались за уважение этих интересов. Понятно, что римляне прежде всего стремились добиться признания партнерами по договору своих владений, какие они к этому времени имели. В это время они господствовали над прибрежными латинскими городами Ардеей, Анцием, Цирцеями, Таррациной и некоторыми другими, по именам не названными. Именно эти города были названы в соответствующих местах договора «союзниками», а в дальнейшем они более точно назывались «подданными». Причина того, что названы именно Ардея, Анций, Цирцеи и Таррацина, в том, что как раз эти города, будучи прибрежными, находились под угрозой нападений государства, тогда господствовавшего на море, и их перечисление в договоре должно было их особенно обезопасить. Примечательно также, что римляне, как кажется, включили в договор и латинские города, которые не были от них зависимы. И эти города получали в договоре некоторую защиту от карфагенских нападений, поскольку римляне считались с возможностью карфагенских нападений. Речь все же шла, исходя из текста договора, о подлинной защите, ибо карфагенянам запрещалось при проведении военных акций оставаться в Лации более одной ночи. А за один день карфагеняне только в редких случаях могли взять штурмом город, к тому же лежащий внутри страны. Абсолютная защита подчиненных городов, условная защита независимых городов, запрещение строить укрепления и запрет на ночевку — все это ясно показывает, что римляне стремились этим закрыть Лаций от всякого чужеземного влияния: «Условная защита независимых городов была включена в договор не ради них, а ради самого Рима. «Этому соответствует то, что заключение договора датируется временем, когда Рим был не только вынужден занимать оборонительную позицию в отношении иностранной державы, но и мог навязать части Лация ожидаемые положения договора. С одной стороны, Рим еще не был в состоянии противостоять карфагенскому укреплению в Лации военным путем, а с другой — уже предъявлял претензии к независимым латинам, и эти претензии были обусловлены тем, что эти латины когда-то находились под гегемонией Рима, а сам Рим, однако, не мог еще восстановить свои прежние владения силой оружия. Это состояние в целом соответствует периоду слабости Рима после свержения царей, когда преобладающая часть ранее зависимых латинов объединилась под руководством дружественного этрускам Тускула против прежнего гегемона, занимая, однако, в этой борьбе оборонительную позицию».

Полибиевская датировка 508–507 гг. второстепенна и более чем подозрительна. Но утверждение, что соглашение было заключено «после ликвидации царской власти», надо считать правильным. Из использования старого, довольскского названия «Таррацина» видно, что вольскская экспансия еще не достигла побережья Лация, во всяком случае Таррацины. В связи с тем что эту экспансию надо отнести к 60-м гг. V в., ясно, что договор должен был быть заключен до этих лет. Поскольку время события, после которого был заключен договор, а именно начало Римской республики, с точностью или хотя бы с вероятностью до сих пор не установлено, то и более тесные временные границы заключения договора фиксировать невозможно.

Аристотель сообщает о существовании карфагено-этрусских торговых договоров, и надо принять, что подобные договоры заключались и с другими государствами, ведущими торговлю, например с сицилиотскими и италиотскими городами. Первый карфагено-римский договор «вписывается» в традицию этих карфагено-этрусских договоров. Карфагеняне с заключением этого договора учли новую ситуацию, когда ведущие слои Рима изгнали из города этрусского царя — по традиции, Тарквиния Гордого — и создали новую форму политической жизни. Они, очевидно, были заинтересованы в том, чтобы в системе двусторонних договоров не возникло пробела, и вскоре после создания римского свободного государства вступили с новыми правителями Рима в переговоры, которые привели к заключению первого карфагено-римского договора.

Из содержания этого договора видно, сколь значительным было соотношение сил между Карфагеном и Римом. Очевидно также, что политическое влияние пунических форпостов в Средней Италии было значительным. Кажется, что именно первый карфагено-римский договор и золотые таблички из Пирг являются свидетельствами, позволяющими понять их историческую взаимосвязь[24].

Карфагеняне, кажется, строго придерживались положений этого договора. Во всяком случае, в римской традиции мы не имеем ни одного слова о том, что в