Мода и границы человеческого. Зооморфизм как топос модной образности в XIX–XXI веках - Ксения Гусарова

Совы Этцеля – это мещане, метящие в ряды высокопоставленных господ, классическая тема не только французской литературы, но и транснациональной модной карикатуры. В частности, британские карикатуристы нередко визуально маркировали низменное происхождение модниц за счет их плотного телосложения, противопоставляемого аристократическому изяществу. Так, Джеймс Гилрей на карикатуре 1794 года «Следование моде» изобразил благородную даму из района Сент-Джеймс и купчиху из Чипсайда, одетых в одном и том же стиле[333]. Первой женщине наряд скорее к лицу, несмотря на гиперболизированные фасоны, и она позиционируется как законодательница мод, тогда как вторая, согласно подписи, выступает подражательницей («обезьянничает») и при этом выглядит откровенно нелепо: ее пышные формы придают ампирному силуэту, который должен напоминать колонну античного храма, шарообразные очертания.

Пропорции гранвилевской совы соответствуют этому сатирическому канону: героиня изображена дородной дамой, чья шея практически не видна за несколькими рядами перьев, напоминающих второй и третий подбородок и переходящих в полную белую грудь в весьма глубоком вырезе платья (ил. 9.3). Положение и выражение глаз придают ей глуповатый вид – в полном соответствии с текстом подписи: «Она строила из себя великосветскую сову, но была всего лишь нелепой совой» (Scènes 1852: 96). Такое впечатление достигается за счет широко распахнутых глаз – кажется, что у героини совершенно нет век; меж тем в позднейших пособиях по таксидермии положению век уделялось особое внимание как одному из ключевых экспрессивных элементов чучела (Федоров 1913: 10).

Начинающим таксидермистам давали подробные инструкции, как правильно закрепить веки после препарирования тушки, размягчить их при необходимости работать с предварительно высушенной шкуркой и придать им желаемое итоговое положение. Подобно приверженцам «топорной» таксидермии в наши дни, Гранвиль намеренно отклоняется от канона естественности ради комического эффекта в характеризации своей героини-Совы. При этом ее голова не является слишком большой по сравнению с остальным телом – за счет в некотором смысле произвольного и при этом визуально убедительного соединения с ним (своеобразного антропо-зооморфизма, отличающего большинство иллюстраций к «Сценам частной и общественной жизни животных»).

«Бесшовность» соединения птичьей головы и женского тела в фигуре Совы отчасти достигается за счет стратегического расположения колье-чокера у нее на шее, хотя Гранвиль мастерски справляется с этой задачей и в других иллюстрациях, где нет подобной номинальной границы между человеческой и животной частями. Совиная голова, прикрепленная к шляпе, конечно, не составляла с ней единого целого в таком же смысле, в каком Гранвилю удается «прирастить» голову птицы к телу амбициозной мещаночки, и все же до некоторой степени была визуально интегрирована в ансамбль шляпного декора. Представляется важным, что в этом случае, как и на иллюстрации Гранвиля, совиная голова оказывается в отрыве от системы пропорций, диктуемых размерами тела птицы, так что становится невозможно понять, маленькая она или большая – масштаб становится относительным. Можно предположить, что использование в данном случае отдельной головы, а не целого чучела в качестве шляпного декора было обусловлено в том числе и желанием подчинить птичью анатомию человеческим представлениям о пропорциях.

В то же время отделение совиной головы для помещения на шляпу могло привлекать особое внимание к этой «непропорциональной» части тела. Появление совиных голов на шляпах хронологически совпадает с периодом, когда женские головные уборы достигают наибольших размеров за всю историю моды. Конечно, охотничьи шляпы были существенно меньше других модных фасонов, однако в целом женский модный силуэт этого времени отличается «непропорционально» разросшейся верхней частью – совсем как у птицы семейства совиных. Это сходство обыгрывается на карикатуре начала XX века авторства Ксавье Саже (1881–1969), где изображена модница в огромной шляпе, имеющей форму и вид совиной головы.

Около 1910 года Саже создал большое количество посвященных женской моде литографий, как рекламных, так и сатирических. Значительная их часть отражает такие модные тенденции того времени, как чучела птиц на шляпах, боа и муфты с головами, хвостами и лапами пушных зверей. Многие карикатуры Саже, в лучших традициях XIX века, содержат подписи, в которых нередко используется игра слов – каламбуры и двусмысленности. Так, открытка, изображающая одну из гигантских шляп-птиц, подписана «Le chapeau grue» – «шляпа-журавль» или «шляпа потаскухи». Первое истолкование соответствует форме шляпы, представляющей собой огромного журавля, под крылом у которого оказывается голова модницы, а второе – идеям карикатуриста относительно того, какая женщина могла бы надеть подобную шляпу. В подтверждение ее легкого нрава журавль на шляпе услужливо протягивает зажатую в клюве любовную записку.

В сходной манере создана карикатура с шляпой-совой. Она также относится к 1910 году и пародирует одновременно моду на огромные шляпы и на «птичий» декор. Эта модель названа Toque Grand-Duc, и, возможно, как и упоминавшийся выше рассказ Этцеля, карикатура Саже указывает на социальные амбиции героини, ее стремление добавить себе аристократизма за счет головы филина на шляпе. Женщина на рисунке одета в английский костюм-тальер, и крошечную шляпку-таблетку (пресловутый ток из названия карикатуры) на ее голове можно было бы назвать вполне соответствующей общему строгому стилю наряда – если бы не высящаяся над ней гигантская голова филина. Крошечная в сравнении с этим чудовищем фигурка модницы кажется свисающей из клюва монструозной птицы. Шляпное украшение здесь визуально «перевешивает» шляпу, подтверждая и подчеркивая восприятие подобного декора (а косвенным образом – и самих модных шляп 1910 года) как непропорционального.

Впечатление абсурда, переворачивания привычных категорий усиливается из-за того, что перо – еще один декоративный элемент – прикреплено пряжкой с блестящим камнем не к шляпе, а непосредственно к совиной голове. Эту идею карикатуриста можно сравнить с сатирическим комментарием полувековой давности из «Панча», согласно которому в свете распространившейся в 1860-х годах моды на огромные шиньоны и совершенно теряющиеся на их фоне крошечные шляпки модницам следовало бы носить две шляпки – одну на голове, а другую на шиньоне (Feminine Intelligence 1867). Сходным образом, непропорционально большое шляпное украшение на карикатуре Саже дополнено еще одним украшением, образуя рекурсивную, тавтологическую конструкцию.

Перо на шляпе (вернее, на голове филина) маркирует этот фасон как предназначенный для загородных прогулок, возможно – для охоты. Правда, с уверенностью утверждать этого нельзя, так как юбка героини карикатуры не имеет выраженной асимметрии, отличающей предназначенный для верховой езды костюм-амазонку. Совмещение шляпы с пером и совиной головы можно рассматривать как свидетельство того, что описанная выше модная причуда «всегда и во всем эксцентричных» англичанок, возможно, не была выдумана анонимным корреспондентом «Живописного обозрения». Более того, тенденция, замеченная в Великобритании в 1902 году, не сошла на нет,