250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Такие газеты нужно выписывать в роты и команды не по одному экземпляру на каждую, как это делается теперь, да и то не во всех полках, а десятками, и притом так, чтобы в каждую роту выписывалась не одна, а несколько газет, издаваемых в разных концах нашего отечества. Сознательное отношение к войне и к ее целям изменит дух армии. Нужно, наконец, более внимательное и любовное отношение к нуждам офицеров и солдат высших начальников, начиная с командиров полков.

Нужно, чтобы не только в официальных реляциях и газетах употреблялись выражения „наши доблестные войска“, „наши чудо-богатыри“, но чтобы и в действительности те серые люди, которые несут на себе всю тяжесть войны, не были только в положении подозреваемых в трусости, в измене (меры строгости необходимы – это истина неоспоримая), но чтобы еще более они видели доверие и веру в них и ободрение и поощрение не только в случае удачных операций: у нас не жалеют наград в случае удачи и чрезмерно скупы на них при неудачах, как будто удача или неудача зависит только от доблести войск, а не также, например, от тщательно продуманного и выполненного объединения, главным образом пехоты и артиллерии или от тщательного знакомства лиц, управляющих боем, с обстановкой в широком смысле слова и умения их ориентироваться в ней».

Из комментариев, сделанных к этому письму начальником

19-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом Нечволодовым (автором «патриотических» учебников по русской истории) приведу наиболее существенное:

«Поразительно, до чего большинство полковых священников не умеют сказать даже самой обыкновенной проповеди. Некоторые священники так усердствуют в изображении ужасов войны и жестокости и коварства злого, сильного и искусного врага, впадая при этом в такой минорный тон, что могут вызвать только удручающее настроение вместо подбадривающего. Мне почти не приходилось слышать, чтобы священник сказал короткое, но искреннее и глубокое слово и упомянул хотя бы о том, что за каждого из нижних чинов ежедневно молятся его родители и что, памятуя родительскую молитву, люди должны спокойно и бодро идти в бой за то правое и святое дело, за которое Россия ведет войну. Посещение окопов должно быть для священников ежедневным, обыденным делом, причем в помощь им следовало бы командировать иеромонахов из монастырей, а также и надежных священников из беженцев. Теперь же, к сожалению, в весьма многих частях посещение священником окопов является столь же необычным, как и посещение их начальствующими лицами, причем обыкновенно результатом этого посещения является составление наградного листа с представлением посетившего окопы священника к наперсному кресту».

«Полковые священники назначали за двухкопеечные свечи по 20 коп., мотивируя это тем, что воск очень вздорожал».

«Главная трудность занятия заключается в том, что данные опыта 18-месячной войны на нашем фронте и на фронте наших союзников совершенно еще не приведены в ясную и стройную систему».

«У нас до сих пор еще не установлены общие для всех армий типы окопов, ни в отношении профили, ни в отношении плана».

«Окопы, сооруженные военными инженерами в тылу, возбуждают иногда сильное недоумение – до того они неискусно применены к местности и совершенно не маскированы. Иногда, во время рекогносцировок, проезжая мимо таких окопов, приходится слышать мнение строевых офицеров: „Не дай бог драться в таких окопах. Если придется их занимать, сейчас же выроем новые“. Полная оторванность корпуса военных инженеров в мирное время от войск осталась, к сожалению, и на военное время, а потому иногда и встречается такая большая несогласованность во взглядах на сооружение тыловых позиций».

Дальше много говорится о том, что атака и оборона укрепленных позиций – дело совершенно не изученное в армии и никем еще не инструктированное…

Затем Нечволодов посвящает много места критике нелепых отношений начальства к подчиненным, резкости, ругани, одергиванию, грубости, вообще неумению уважать офицера, полной безнаказанности всех этих проявлений, непониманию психологии войск и солдата, имеющего такого обруганного начальника со стороны тех, кого он вообще не видит близко к позициям и опасности.

«Ложные донесения составляют, к сожалению, довольно сильно распространенное зло в нашей армии».

Указывается на крайнюю несправедливость в раздаче наград, на неудовлетворительность статута о Георгии, когда нельзя просить о награждении, на массу обид в этой области и горькое чувство бойцов, месть и личную злобу со стороны начальников.

► Получил письмо от солдата своей роты Дмитрия Разоренова, прошедшего у меня и учебную команду. «Во первых строках сего письма и первым долгом мы сердечно и ото всей души благодарим вас, ваше высокоблагородие, за вашу память и чувства к нам. Мы не знаем конца восторга от вашего письма и также не знаем его цены, оно для нас очень дорого, как от любимого и справедливого, при том же глубоко уважаемого нашего начальника. Мы не ждали и даже не думали, что вы так отнесетесь к нашему письму. Ваше высокоблагородие, простите следующее: не могу вас беспокоить, мы отвыкли думать о себе и также думать, чтобы о нас кто-либо думал, а когда получили от вас письмо (и прежде подарки), мы только об себе могли сказать: есть добрый, любимый и наш добрый, глубоко уважаемый начальник, который помнит о нас вдалеке от своей родины. И еще, ваше высокоблагородие, все покамест живы и здоровы, слава Богу, и вам желаем ото всей души быть здоровым. Мы будем помнить о вас по свою смерть, и я в особенности; если суждено быть здоровому, вернуться с поля брани, я всегда справлюсь о вас, ваше высокоблагородие, и о вашем здоровье. С глубоким уважением к вам, Дмитрий Разоренов».

Сколько здесь простой, глубокой симпатии и любви, сколько нежности – и только за человеческое отношение, всегда полное строгости по службе. Как мало надо этому солдату, и как мало кто понимает его богатое, честное нутро.

4-е, четверг

Закончил разборку массы дел из особых «походных» железных ящиков делопроизводства Ассановича, похожих больше на свалочное место, чем на текущий архив военного времени, где так нужен порядок для быстрой и полной справки. Очень характерно для этого типичного чиновника в мундире Генерального штаба, что масса важных бумаг, например телеграммы о смене великого князя Николая Николаевича и Янушкевича и другие, подшиты в дела, называемые спасительным «разное»… Системы никакой, хаос страшный. Все, что касается цензуры и корреспондентов (художников, фотографов), мною уже раньше было приведено в порядок. И вместе с тем мне не мешали снимать копии на глазах всех присутствующих, просто не видя этого моего систематического занятия.

► Ксюнин беседовал