Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

годы ночевал там раз или два. Когда туда в номер 57, Староконюшенный переулок, 19, все перевезли в конце ноября после ремонта — надо было подслушивающие устройства поставить, наблюдение организовать и т. д. — прабабушка предложила: «Давай Михаила Александровича пригласим, пусть посмотрит, как стало». Прадедушка только махнул рукой: «Не придет он». Он бы не пришел.

Раньше Шолохов писал Хрущеву почти любовные письма: «Дорогой мой, наш Никита Сергеевич, лечу в Лондон получить в старейшем университете Англии почетное звание „доктор права“. И тут вспомнил вас и ваше смеющееся „это вам не жук на палочке“. Я горжусь тем, что удостоили они звания коммуниста, и горжусь за партию со мной до конца. Скучаю по хорошим и милым сердцу людям. Вот и по вас соскучился, а чего мне от вас надо. Только увидеть на 2 счастливых минуты, пожать вашу твердую руку, взглянуть в веселые глаза, и все». Жена писателя Мария Громославская когда-то горячо поддерживала загадочные слухи, что она сестра Нины Петровны. А тут прабабушка узнала, что она начала так же горячо от их «родства» открещиваться.

Вообще мастера сталинской культуры отказались от первого еще быстрее, чем Шелепин от Аджубея. Сдал Хрущева и один из его когда-то близких друзей писатель Корнейчук, по поводу которого заговорщики волновались, что он захочет устроить на Украине госпереворот в его защиту.

Письмо М. А. Шолохова Н. С. Хрущеву о присвоении ему докторской степени в Англии, о гордости за партию и желании «взглянуть в веселые глаза» Хрущева. Записано В. П. Гонтарем по телефону 9 апреля 1962

[Семейный архив автора]

В 1964 году Рубен Симонов, с которым мама дружила, пригласил ее в театр Вахтангова на премьеру пьесы Корнейчука «Страница дневника»: «Заодно я тебя с Александром Евдокимовичем познакомлю». — «Да я его отлично знаю, — радовалась Юля, — передам ему привет от папы». Увидев драматурга, принимавшего поздравления в зеркальном фойе театра, она с широкой улыбкой направилась к нему навстречу: «Вот папа будет доволен». Корнейчук кинул взгляд в ее сторону, отвернулся и пошел здороваться с кем-то в другой части зала. Юлю Хрущеву он больше не знал.

К концу спектакля стало ясно, что он не только Юлю не знал; один его герой в пьесе был очевидной и злобной пародией на бывшего первого секретаря. В первой же пьесе, написанной после отставки Хрущева, он своего друга принизил и обругал. «Ну как?» — спросил Никита Сергеевич дома. «Ничего». — «Пойду на следующий спектакль». Мама объяснила прабабушке, что ему ни в коем случае в театр идти нельзя. Потом прадедушка сам узнал и называл Корнейчука «скорпионом» и «продажной шкурой».

7 ноября 1964 года, три недели спустя после молниеносной отставки, вся семья собралась на Ленинских горах отметить день Октябрьской революции. Для Хрущева этот праздник всегда был особым событием. Съезжалось множество именитых гостей — иностранные дипломаты, государственные партийцы, представители интеллигенции. В этот раз торжество было скромным и грустным: не больше десятка гостей собралось в последний раз в двухэтажном желтом особняке. Хотели по обычаю пригласить Анастаса Ивановича, но решили не ставить его в неловкое положение отказом. Все расселись за огромным столом в просторной и торжественной столовой, где еще в апреле члены Президиума произносили подобострастные тосты в честь 70-летия премьера. Маме Юле казалось, что в воздухе невидимым туманом повисло ощущение абсолютной бессмысленности происходящего.

Повсюду стояли коробки с готовыми к переезду вещами, а сидевший во главе стола Никита Сергеевич, будто не замечая разброда вокруг, торжественно встал и произнес тост. Он делал вид, что политическое поражение не портит его любимый праздник. Юля сидела рядом с ним, слушала, и сердце у нее сжималось от боли. «Сегодня важный день для меня еще и потому, что, сражаясь за освобождение рабочих, я получил известие о том, что у меня родился сын, Леонид! Это был лучший день моей жизни. Леня, мой мальчик, — я думал, что он подхватит и понесет революционный факел после меня. А он погиб так бездумно».

Почему в этот день Никита Сергеевич в первый раз при всех заговорил о Леониде? Мама начала плакать, а ее дед, приемный отец, ласково положил руку ей на плечо: «Не плачь. Хотел я его похоронить, не успел. Да, у меня были ошибки, но не ошибается тот, кто ничего не делает. Леня тоже делал ошибки, глупые ошибки, а ведь мог сделать так много. Нам его сегодня здесь не хватает. Надеюсь, тебе не придется краснеть ни за меня, ни за него». Теперь уже плакала не только Юля, но и прадедушка. В его глазах рождение Советского государства и рождение старшего сына были равнозначными событиями, и потеря власти была для него такой же трагедией, как потеря ребенка.

Потеря власти или влияния, по-разному и в разное время, не обошла и главных заговорщиков — Шелепина, Семичастного, Полянского, Шелеста, Игнатова и других. Генеральный секретарь Брежнев постепенно выдворил их из верхов или низвел на второстепенные роли.

В конце своей жизни Шелест жалел о перевороте, считал, что незачем было заменять Хрущева Брежневым, возможно, потому что Брежнев его самого заменил[910]. Воронов, другой заговорщик и когда-то сосед Хрущева по Ленинским горам — он жил в доме 36 рядом с Микояном, — пришел к такой же мысли: «Даже явные просчеты Хрущева весят гораздо меньше того главного, что он сделал… Мотивы у участников пленума были разные, а ошибка общая: вместо того, чтобы исправить одну яркую личность, мы сделали ставку на другую, куда менее яркую»[911].

Именно он на октябрьском заседании Президиума на извинительное обращение премьера — «друзья-единомышленники» — взорвался: «У вас здесь нет друзей!» Остальным пришлось ретивого Воронова поправить: «Мы все здесь друзья Никиты Сергеевича». Но лишенный новым генсеком высоких должностей, Воронов пересмотрел свое отношение к бывшему первому секретарю: «Подобные ошибки неизбежны, когда нет механизма критики руководства, исправления его ошибок, а когда надо, и его замены»[912].

ВЗГЛЯД СОВРЕМЕННИКОВ

В. Е. Семичастный (в 1958–1959 — первый секретарь ЦК ВЛКСМ, в 1961–1967 — председатель КГБ при Совете министров СССР):

Корр. Когда вы подготавливали снятие Хрущева с должности, вы как-то эту операцию называли или она шла под каким-то там кодом? Как вы к этому готовились?..

Семичастный. Нет. Мы к этому не готовились. В аппарате КГБ вообще мало кто про это знал. Мы даже и не называли это операцией, а тем более никак ее не именовали. Мы в КГБ на этот счет вообще нигде и никаких следов не хотели