Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

высшем обществе. «Сие происшествие породило в свете возбуждение почти неслыханное, — писала The Times, — и чувство беспокойства за сохранность собственной жизни возрастает с каждым часом, особенно среди тех представителей знатного и не столь знатного дворянства, кои живут в относительном уединении». Волны тревоги оказались настолько мощными, что дошли даже до Букингемского дворца. «Право, немыслимо ужасная весть! — записала в дневнике 20-летняя королева Виктория. — Редчайший случай, чтобы особа такого высокого звания, как лорд Уильям, была умерщвлена подобным образом»[167].

Вечные зеваки толпились у дома, где произошло убийство, «осаждая дежурящих там констеблей» и донимая их бесконечными вопросами. Мейн и его сотрудники вернулись на место преступления уже на следующее утро. На Скотленд-Ярд оказывали серьезное давление. Его королевское высочество принц Альберт и министр внутренних дел присылали курьеров прямо на место происшествия, чтобы узнать новости. Мейн мог лишь сообщить им, что «расследование по-прежнему продолжается и в течение дня, вероятно, произойдут некоторые важные события». К сожалению, не произошло ничего такого, что помогло бы пролить свет на загадочное преступление. Всего двумя месяцами раньше Скотленд-Ярд не сумел установить личность убийцы одного старика по имени Джон Темплмен: кто-то проник к нему в дом, связал несчастного, завязал ему глаза и избил. Теперь же, когда по прошествии двух дней после убийства лорда Рассела никого так и не арестовали, пресса накинулась на полицию с упреками. Дэвис, Гримвуд, Вествуд, Темплмен, а теперь и его светлость — все эти убийства оставались нераскрытыми. The Times задавалась вопросом: что же делает полиция?[168]

Никогда еще в современной истории Лондона не бывало, чтобы пять жестоких убийств были совершены на протяжении двух лет и никто из исполнителей не предстал перед судом. Мы убеждены, что причина не в недостатке естественного отвращения перед таким преступлением, не в желании выгородить злодеев или помочь им скрыться — правосудие не удается свершить просто из-за недостаточно действенных мер, принимаемых для отыскания виновных.

Газета утверждала: излишняя сосредоточенность на патрулировании и на солдафонском следовании правилам и уставам сделала Скотленд-Ярд «почти не способным заниматься такими изысканиями, которые одни могут привести к выявлению правонарушителей». В полиции пора учредить сыскное бюро. Статья завершалась следующим выводом:

Создание такого бюро, мы уверены, сочтут нужным все, кто рассмотрит состав нынешней полиции, где огромная доля служащих попросту плохо знакома со столицей; хотя такие сотрудники, возможно, вполне готовы сражаться со всеми внешними проявлениями криминального насилия или буйства и способны успешно подавлять их, подобные полисмены по большей части малосведущи в том, что касается местоположения разнообразных прибежищ лондонских воров, и лишены осведомленности (какую может дать лишь долгий опыт) по части привычек, приемов, ухищрений и бесчисленных интриг зловредных «корпораций» (как их можно именовать) закоренелых злодеев, кишащих в столице и ее окрестностях[169].

Это был весьма красноречивый призыв к действию. Нельзя сказать, чтобы в статье содержались какие-нибудь серьезные отступления от истины, однако было, пожалуй, несколько преждевременно приравнивать дело Рассела к предшествующим неудавшимся расследованиям. В тот же день, когда вышла статья в The Times, Мейн и его люди (в том числе Пирс) вернулись в дом 14 по Норфолк-стрит. Они привели с собой «нескольких водопроводчиков и других рабочих», чтобы те обследовали «все камины, подвалы, сточные трубы и желоба, имеющие касательство к этому строению, дабы обнаружить либо орудие преступления… либо что-то из похищенного имущества». Пока рабочие развинчивали, разбирали и искали, Пирс решил еще раз заглянуть в комнатку дворецкого — и заметил, что в одном месте возле плинтуса потревожена известка. Он отодрал плинтусную доску и обнаружил в углублении за ней пять золотых монет, пять золотых колец, обручальное кольцо, серебряную медаль в честь победы при Ватерлоо и десятифунтовую банкноту. Инспектор вызвал камердинера[170].

— Я нашел вот эти вещи, они были спрятаны в вашей буфетной, — объявил Пирс. — Неужели вы и теперь можете спокойно смотреть мне в глаза?

— Ничего про них не знаю, — отпирался Курвуазье. — Я невиновен. Совесть моя чиста.

«Убийца — дворецкий!» Иллюстрация из книги «Суд, признание и казнь Курвуазье, признанного виновным в убийстве лорда У. Рассела», 1840 год

(Надпись на картинке: «Инспектор показывает Курвуазье вещи, найденные в буфетной».)

Затем следователи нашли и другие вещи, рассованные по всему дому, в том числе кольцо, спрятанное за одной из водопроводных труб, и золотой медальон, таившийся в щели за каменным камином той же буфетной. Улик набралось достаточно, и полиция в воскресенье вечером арестовала Курвуазье по обвинению в «умышленном убийстве лорда Уильяма Рассела». В последующие недели «Ярд» обнаружил украденное столовое серебро в гостинице «Дьепп» на Лестер-сквер, где Курвуазье некогда работал официантом. Как выяснилось, в какой-то из первых дней после убийства он оставил сверток с похищенными приборами у управляющей отеля. Несмотря на все эти улики, Курвуазье прилюдно отрицал свою виновность{32}[171].

* * *

Между тем в норфолкской деревне Гримстоун, вдалеке от всех этих громких событий, хирург Роберт Блейк Овертон прочел в местной газете, что на постельном белье в спальне лорда Рассела обнаружили кровавый отпечаток ладони

По стечению обстоятельств Овертон некоторое время назад «частным образом исследовал отпечатки рук» и счел, что его заключения могут помочь следствию. Он написал трехстраничное письмо племяннику покойного лорду Джону Расселу, поделившись своими уникальными познаниями по данному вопросу. «Мало кому известно, что всякий человек имеет особый рисунок линий и бороздок кожи, — писал он. — Я бы весьма рекомендовал раздобыть следы пальцев подозреваемого и сравнить их с отметинами, оставшимися на простынях и подушках»[172].

Чтобы подкрепить свою аргументацию, Овертон обмакнул кончики пальцев в чернила и оставил на бумаге собственные отпечатки. После чего отправил письмо — которое в конце концов добралось до Скотленд-Ярда. Но на послание не обратили внимания и погребли его под грудой других бумаг; письмо отыскали только в 1890-е годы. Невольно приходит в голову очевидная мысль: если бы «Ярд» должным образом отреагировал на письмо медика-энтузиаста, это могло бы сильно сказаться на уголовных расследованиях викторианских времен — в частности, на поисках Джека-потрошителя[173]. Однако история пошла по иному пути, и лишь в 1901 году в Скотленд-Ярде приняли на вооружение систему изучения отпечатков пальцев.

* * *

Процесс Франсуа Курвуазье, занявший три дня, начался в суде Олд-Бейли 18 июня 1840 года, в четверг. «Арестант выглядел бледным, но казался весьма собранным, — сообщала The Morning Chronicle. — Проявляя должное почтение, он облачился в траурный костюм и уважительно поклонился суду