Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №3 - Альманах Российский колокол

мелькают в снегу, такая она у меня старательная. Бывает, отец ругает Кунават эвие, отправляет заниматься делами по хозяйству, а она сидит себе, словно и не слышит его, ничего не делает по дому, а я и не заставляю, маленькая ещё. Придёт пора, быстро привыкнет к женской работе, она у меня смышлёная.

– Старшая-то, видно, у тебя расторопная?

– Парску у меня всё больше в лесу, да и когда ей шить, отец наш уже стар, в лес, в урманы дальние – тайгу, богатую диким зверем, теперь не ходит. Старшенькие мясо заготавливают и лося тоже добывают сами. Соболя бьют, белок вон нынче много в тайге. Кедр хороший урожай в это лето дал, а звери, птицы чуют, где пищи достаточно. Каждый день Парску добывает зверьков на весь мужской пояс.

Пока женщины беседовали, закончилось время чая, и мужчины вышли немного остыть на морозный воздух.

Кеваватнэ из-за своей цветастой шали зорко наблюдала за девушками… Вот мелькнули чёрные косы Ели, не покрытые платком, она быстро убрала чайный столик и стала накрывать горячее. Котёл был уже готов и, молчаливая Татья, так ни разу не оглянувшись на гостей, присев на корточки, вынимала ароматное беличье мясо в длинную деревянную чашу – хуван. Гостье даже мельком не удалось увидеть черты лица девушки.

«Которая же моя невестка? – непрерывно сверлила её мысль. – Лишь бы не эта егоза, которая так и мелькает с непокрытой головой перед мужчинами».

Смуглые щёки Ели покрывал густой здоровый румянец цвета спелой брусники. Было видно, что она входила в пору своего девичества, подвижная, весёлая и совершенно не похожая яркой, смелой красотой на своих покладистых сестёр, и уж точно распорядится этой красотой по своему усмотрению. «Поди, старшая, – думала Кеваватнэ, – уже выходит из возраста невесты, быстрей нужно избавляться от неё. Вон как ловко белок разделала. Но лицо-то какое хмурое, словно туча перед непогодой, нависшая над заливным ровным без ряби, сором. Тяжело с такой невесткой в одном чуме. Руки-то вон какие, мужские, уж никак не приголубит моего сына». А сердцем гостья всё время останавливала свой взгляд на той, что возилась у чувала.

Татья присела спиной к гостям на низенький стульчик, взяла в руки берестяной туесок для воды, недавно изготовленный, орнаментов ещё не было. Кончиком ножа, скребя по бересте, она стала писать диковинные узоры с причудливыми птицами и животными, слегка смачивая то место, где водила лезвием.

Плотно отужинав, хозяева избушки стали укладывать своих гостей. Наступила тишина, ни разговоров, ни предсвадебной суматохи. Все стали ждать следующего дня, когда разговор пойдёт о самом главном, ради чего и проделали гости путь длиной в несколько оленьих переходов вместе со стадом условленных оленей…

Чуть только забрезжил рассвет, встала хозяйка дома Суппосланнэ, раздула огонь в очаге чувала. Девушки почти разом, кроме младших, тоже поднялись и одна за другой потихоньку вышли из дому. Парску встала на широкие лыжины, ушла проверить ловушки и петли, находившиеся вблизи от деревни. К весне куропатки возле речки табунами летают, да и лиса повадилась ходить в деревню, глядишь, в ловушку попадёт.

Татья углубилась в ближайшую опушку леса, там у неё был заготовлен лес для дров. Весёлая, неугомонная Еля, подшучивая над сёстрами, взяла берестяные туеса для воды и убежала к живуну, незамерзающему источнику на краю деревни.

После утреннего густого, настоянного на таёжных травах чая весёлый сват прочистил горло:

– Охе, хе, хе – в прошлом году в это же время приезжали мы в гости в ваш гостеприимный дом, в котором в заточении сидят глухарки, не видя света солнечного. Одну из них обещали оленеводу удачливому, кочующему в Приобской тундре. Условие со стороны жениха мы выполнили. Долог был наш путь до Куновата, но быстро добрались до реки, всего за четыре дня. У подъезда в Санхамгорт, на ягельной опушке, стоят тридцать оленей. Теперь ждём ответа, которая же наша невестка?

В избе воцарилась такая тишина, что слышно было, как далеко на речке сосед долбит лёд в проруби. Хозяин, который в прошлую весну с лёгкостью обещал отдать любую из дочерей, почему-то долго молчал.

Только равномерный стук иглы Куноват эвие о металлический напёрсток – чок, чок, чок – нарушал угрожающую тишину. Наконец хозяин дома начал говорить. Видно было, что он уже стар. Сухим шёпотом, не терпящим никаких возражений голосом, который ни разу не дрогнул, сказал:

– Лето думал над своим обещанием, осень думал, вот и зима прошла, и снова бог Турам к весне повернул природу. Стар я уже. Всё думаю, на кого я оставлю своих дочерей, дом, случись что со мной. Нет у меня сыновей, нет кормильца, который бы принёс из урманов мясо, наловил в реке рыбу. Старшую Парску, помощницу, кормилицу, хотел отдать. Отдам её при одном условии: зять должен войти в дом невесты, а не невеста к нему. А иначе…

Отец жениха хмуро шевельнулся на оленьей шкуре. Кеваватнэ, не скрывая чувства досады и возмущения, охнула: «Да как же так, не было такого уговора!»

Хозяин ждал ответа мужчин, сидя так же спокойно, как и говорил. Растерявшийся сват глянул на отца жениха, беззвучно раскрывая рот, как рыба, выкинутая на песчаный берег реки.

– Только сирота входит в дом тестя, – выдавил оленевод. – Мой же сын при отце и матери и имеет свои шесты для чума, свои нюки возит в грузовых нартах, грех такому парню при живых родителях входить в дом жены. У тебя ещё две дочери на выданье, любую из них возьмём.

Сердце Кеваватнэ радостно запрыгало в груди. Не откажется она от молчаливой Татьи, уже и сердце за это короткое время прикипело к ней материнской любовью.

А сыну пора жениться, кочевать с мужчинами-тундровиками, ох много хлопот. Оленеводу ежедневно надо сушить меховую обувь, часто рвутся кисы и чинить их приходится ежедневно. Ох и много бегают её мужчины по тундре вслед за оленем. Тяжело ей, нужна помощница.

И опять заговорил старый Юхур:

– Татья в доме помощница матери, никак без неё. У Ели характер – только посмеется, в лес сбежит, а в свадебную нарту не сядет, знаю её.

Возмущённая Кеваватнэ, редко прислушивавшаяся к слову мужа и к мужскому мнению, напомнила:

– Ханам, мы, как обещали, пригнали тридцать оленей к твоим урманам. Подарки для всех привезли: и сукно, и шёлк лежат в моих дорожных нартах, Отдай Татью, и породнимся с миром.

Молчала Суппосланнэ, зная тяжёлый характер своего старика. Она уже поняла: другого ответа не даст. Ему ни подарков, ни оленей не нужно, кому их пасти без мужчины?