Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

грабители. По словам одного из них, «на входе [в помещение, где должно было произойти преступление] я ощущал отрешенность… никаких эмоций… совершенно хладнокровное состояние». А вот что говорил другой профессиональный преступник: «Во время ограбления я был спокоен. У меня появилось туннельное зрение, присутствовали повышенное осознание того, что происходит вокруг, и мощная концентрация» [Morrison, O’Donnell 1994: 68]. Очевидно, что похожие ощущения испытывают летчики-асы, а также этими качествами, видимо, обладают те немногие солдаты, которые демонстрируют высокую эффективность стрельбы в бою.

Ощущение замедления времени наиболее часто упоминается применительно к спортсменам, находящимся на пике своих игровых результатов – спорт также представляет собой арену стремительного антагонистического противостояния. Бейсбольные хиттеры утверждают, что посреди результативной серии ударов могут уловить траекторию полета мяча прямо в тот момент, когда он отделяется от руки питчера, и видят, как вращается летящий в их сторону мяч, а некоторые утверждают, что он кажется больше, чем на самом деле. Вместо того чтобы поспешно реагировать на действия питчера, они рассматривают их в рамках некоего шаблона, воздерживаются от быстрой реакции и наносят удар в нужный момент. В американском футболе грамотным квотербеком является игрок, способный воспринимать все происходящее перед ним в замедленном режиме, видя движения игроков, принимающих пас, дефенсив-бэков и встречных пас-рашеров* в качестве шаблонных гештальтов, которые он распознает и манипулирует ими[39].

В жаргоне спортсменов такое состояние сознания на пике результативности именуется выражением «быть в зоне». Применяя его к элите насилия, можно утверждать, что к ней относятся лица, находящиеся «в зоне» на своих собственных аренах действия. Для разных видов насилия характерны разные условия, необходимые для того, чтобы оказаться «в зоне». Например, летчики-асы действуют в рамках стремительно перемещающегося гештальта в многомерном пространстве – в некоторой степени это напоминает действия квотербека в американском футболе, но вряд ли такие компетенции являются универсальными[40]. У полицейского во время перестрелки в упор имеется своя зона высокой компетентности, а у снайпера – своя, совсем иная.

В бою нахождение «в зоне» является опытом наиболее компетентной военной элиты. В отличие от нее, большинство солдат во время сражений пребывают в эмоциональном и перцептивном состоянии, близком к другому концу спектра. Клаузевиц говорил о тумане войны, а у других авторов имеются такие формулировки, как «гололед схватки» (glaze of combat) [Glenn 2000a]. В таких ситуациях, в особенности на пике насилия, когда происходит нарушение устойчивых позиций, все сбивает с толку; люди перемещаются, как в тумане; непонятно, где находится неприятель, или куда он движется, или какова его численность и с какого направления в данный момент ожидается наибольшая угроза. Информации уйма, но ее однозначное восприятие отсутствует: среднестатистический солдат не может сложить ее в четкий гештальт.

Формулировка «гололед схватки» описывает опыт конфронтационной напряженности, возведенный в высшую степень в момент реального насилия. Как мы уже могли много раз убедиться, та или иная степень конфронтационной напряженности ослабляет большинство людей, и лишь немногие при благоприятных социальных обстоятельствах преодолевают ее настолько, что способны к активному совершению насилия, а тех, кто делает это по-настоящему грамотно, еще меньше. Одни в таких ситуациях находятся в полном остолбенении, другие пассивно следуют за кем угодно, кто совершает активные действия, находясь поблизости, третьи попадают в ловушку бешеного горячечного включения в насилие, и лишь немногие действуют хладнокровно и эффективно. Распределение этих различных ролей в насильственной конфронтации происходит внутри одной и той же группы людей.

Победа в насильственной конфронтации не является простым следствием нахождения «в зоне» – нужно быть «в зоне» по отношению к другим, кто не находится в этом состоянии. Такую позицию можно назвать хладнокровием на фоне разгоряченных эмоций других людей. К таким горячим эмоциям относится не только гнев – люди могут испытывать и страх, и возбуждение, и радостное волнение. Именно этот процесс взаимодействия находится в центре борьбы. К элите насилия относятся те, кто довел до совершенства хладнокровные приемы использования в своих интересах мишеней, оказавшихся в ловушке «гололеда схватки», однако такая техника не всегда подразумевает простое нападение на того, кто уже оказался в слабой позиции. Борьба в рамках насильственного микровзаимодействия заключается в том, чтобы столкнуть противника в «гололед схватки», а самому обосноваться в овладении «зоной».

Один из способов добиться этого заключается в манипулировании эмоциями жертвы. Элита насилия практикует приемы, позволяющие застать другого человека врасплох. Вооруженные грабители пытаются «внезапно наброситься» на жертву, нанося удар в тот самый момент, когда она закрывает дверь либо переходит из освещенного пространства в темное или наоборот (к таким примерам мы уже обращались в главе 5). Наемные убийцы (как политические, так и профессиональные) часто наносят удар, как только жертва входит в какое-нибудь помещение[41], – это не только позволяет свести к минимуму конфронтацию и возникающую из‑за нее напряженность, но и создает психологическое обрамление ситуации, когда жертва неспособна сформировать гештальт, дающий понимание того, что происходит, – вместо этого жертву захватывает импульс, созданный нападающим. Именно так поступает опытный бейсбольный питчер, когда совершает неожиданную подачу, заставляющую бэттера остолбенеть.

Инструментарий приемов, используемых в более сложных ситуациях, зависит от способности сформировать гештальт, в котором становятся понятны самые слабые и самые сильные цели на стороне противника, и использовать его, чтобы повергнуть соперника в замешательство. Такие приемы использовали некоторые из самых эффективных снайперов в ситуациях, когда их укрытие исчезало, а на их позиции стремительно надвигалось много солдат неприятеля. Например, один немецкий снайпер на советском фронте, оказавшись в таком положении, оставался на месте и стрелял по задней волне наступающих солдат, а не по тем, кто находился в передних рядах. В арьергарде находились солдаты, которых было легче всего запугать, и когда в них попадал снайпер, их крики заставляли остальных прекратить атаку. В еще одном случае снайпер «дождался, пока не перейдут в наступление три или четыре волны атакующих, а затем стал вести огонь по последней волне, стараясь как можно больше попадать солдатам противника в живот. Истошные крики раненых и деморализация атаки с тыла создавали нервозность в передних рядах. Наступающие дрогнули. Именно в этот момент снайпер начал брать в перекрестье своего оптического прицела переднюю шеренгу. Противников, находившихся на расстоянии менее пятидесяти метров, он поражал выстрелами в голову или сердце, а тем, кто располагался дальше, доставались выстрелы в туловище, чтобы в рядах неприятеля появилось как можно больше раненых»[42]. Тактика этого немецкого снайпера удивительно напоминала действия самого известного американского героя Первой мировой войны, сержанта-снайпера Элвина Йорка, который в 1918 году успешно стрелял по шеренге пулеметчиков с расстояния трехсот ярдов. Когда Йорка заметил